Читаем Жизнь в эпоху перемен (1917–2017) полностью

Замечательным было выступление Николая Бухарина (которому жить оставалось недолго, и, может быть, этой речью он тоже слишком «выделился»). Но тогда он еще был «одним из». Пониженный по партийной линии, он являлся, однако, редактором газеты «Известия». Бухарин смело провозгласил (очень даже смело для такого собрания), что главное в литературе — это талант, и назвал первым поэтом современности Пастернака. Самых «советских», самых преданных власти поэтов — Безыменского, Суркова, Бедного — оценил весьма невысоко…

Да-а. Неправильная речь! Уже во время работы съезда с Бухариным «поработали» и в конце ему вдруг снова дали слово, и он покаянно пробормотал, «что совсем не это имел в виду»… Известно, что после съезда Сталин сказал одному из своих соратников: «Положение Бухарина я оцениваю на три с минусом». Может быть, это неосторожное выступление было даже специально санкционировано главным «закройщиком» съезда, шьющим дело Бухарину, да и многим другим. В 1937 Эренбурга заставили пойти «на процесс». На сцене был Бухарин, но уже в роли не выступающего, а обвиняемого. Эренбург записал: «Это был он. Но глаза — не его». Да — за годы, последовавшие после съезда, у многих «изменились глаза».

На съезде многие «сознательные писатели» ответили Бухарину, «как надо»… Его линия на поддержку лишь талантов, гениев была встречена в штыки… мол, а как же мы, «рядовые солдаты партии»? Наиболее характерно выступление Демьяна Бедного, автора самых злободневных агиток и частушек, порой весьма ярких. «Бедный» — это конечно, псевдоним, образ, маска, он лишь взял на себя задачу говорить от лица деревенской бедноты. А бедным он отнюдь не был. Скорее, наоборот. Настоящая фамилия его была Придворов, и к подлинной его жизни она подходит гораздо точней. Был он весьма вельможен, приближен «ко двору» и одно время даже жил в Кремле. О речи Бухарина Бедный отозвался так: «Бухарин взял труп Есенина, положил на меня и сверху присыпал прахом Маяковского». В общем, не дают развернуться! Именно тогда среди поэтов, отвергнутых привередливым Бухариным, родилась эпиграмма: «Старик Бухарин нас заметил и, в гроб сводя, благословил». Самым «страстным», пожалуй, было выступление поэта-романтика Багрицкого, знаменитого своими строфами о двадцатом веке: «Но если он скажет: „Солги“, — солги. Но если он скажет: „Убей“, — убей!». Багрицкий, однако, был талантлив. Хотя многие его строки вызывают теперь оторопь… это как это: «убей»? И на съезде он тоже провозгласил — «служить революции любой ценой».

Все речи на съезде не перечесть. Вспомним одну, наиболее характерную. Писатель Ф. Березовский с болью констатировал, что «Анна Каренина» никак не может помочь современной женщине в разрешении мучающих ее вопросов, ей ближе роман самого Березовского «Бабьи тропы».

Вот такие вот «Бабьи тропы» и были главной головной болью устроителей съезда. Революция всколыхнула, многие взяли перо и стали писать. Появились и большие писатели, как Шолохов, но основная масса с пером плохо справлялась. В одном из материалов, подготовленных к съезду, такие цифры: «С 1924 по 1933 год издано 417 миллионов экземпляров различных художественных произведений, но лишь 250 миллионов из них можно переиздавать». То есть — нужна была литература не только идейная, но и качественная. А сообразительные самоучки, уловив главное, пытались своей идейностью подменить талант… И эту проблему съезд должен был как-то решить, создать литературу на уровне, как минимум, предыдущих эпох.

…Выступил на съезде с бодрой речью, призывающей писателей совершенствовать мастерство, Константин Федин. В общем, съезд показал, что никто из талантливых и энергичных вовсе не намерен прозябать в новой советской действительности. Зощенко тоже надеялся там подправить свои дела, готовил свое выступление на съезде и, надо думать, вполне «жизнеутверждающее», но слова ему не дали. Однако проигнорировать самого популярного писателя современности тоже было нельзя. В своей речи знаменитейший публицист Михаил Кольцов, рассказывая о той громадной пользе, которую приносят писатели обществу, упомянул о том, как одного проштрафившегося шофера коллектив решил перевоспитать… направив к Зощенко, чтобы тот о нем написал! Безусловно, эти слова были для Зощенко очень важны… Не зря съездил.

Было и другое, не менее интересное. В своей речи Илья Эренбург резко говорил «о красных и черных досках, на которые критика абсолютно произвольно заносит писателей, и сеет вражду». Эренбург выступил против коллективных сборников, посвященных разным проблемам, где писатели, подчиняясь задаче, порой выступают даже без имени, в общем тексте… что, безусловно, приводит к их обезличиванию. Эренбург, конечно, имел в виду тот гигантский (и как выяснилось позже, бесполезный и даже вредительский) труд под названием «Беломоро-Балтийский канал имени Сталина». Гневную отповедь «западнику» Эренбургу дал «серапион» Всеволод Иванов, сказавший, что Эренбурга, конечно, больше привлекают зарубежные поездки, а вот остальных писателей больше тянет вглубь страны.

Перейти на страницу:

Все книги серии 100 лет великой русской революции

Адвокат революции
Адвокат революции

Исторический детективный роман литератора и адвоката Никиты Филатова посвящен 150-летию судебной реформы и столетию революционных событий в России. В основе романа — судьба реального человека, Владимира Жданова, который в самом начале двадцатого века, после отбытия царской ссылки за антиправительственную агитацию стал присяжным поверенным. Владимир Жданов защищал на публичных судебных процессах и террориста Каляева, и легендарного Бориса Савинкова, однако впоследствии сам был осужден и отправлен на каторжные работы. После Февральской революции он стал комиссаром Временного правительства при ставке командующего фронтом Деникина, а в ноябре был арестован большевиками и отпущен только после вмешательства Ульянова-Ленина, с которым был лично знаком. При Советской власти Владимир Жданов участвовал на стороне защиты в первом публичном судебном процессе по ложному обвинению командующего Балтийским флотом адмирала Щастного, в громком деле партии социалистов-революционеров, затем вновь был сослан на поселение новыми властями, вернулся, работал в коллегии адвокатов и в обществе Политкаторжан…Все описанные в этом остросюжетном романе события основаны на архивных изысканиях автора, а также на материалах из иных источников.

Никита Александрович Филатов

Детективы / Исторический детектив / Исторические детективы
Мадонна с револьвером
Мадонна с револьвером

Террористка Вера Засулич, стрелявшая в 1878 году в градоначальника Ф. Ф. Трепова, полностью оправдана и освобождена в зале суда! По результатам этого процесса романтика террора и революции явственно подкрепилась ощущением вседозволенности и безнаказанности. Общество словно бы выдало своим гражданам «право на убийство по убеждению», терроризм сделался модным направлением выражения протеста «против угнетателей и тиранов».Быть террористом стало модно, прогрессивная общественность носила пламенных борцов на руках, в борцы за «счастье народное» валом повалила молодежь образованная и благополучная, большей частью дворяне или выходцы из купечества.Громкой и яркой славы захотелось юным эмансипированным девам и даже дамам, которых игра в революцию уравнивала в правах с мужчинами, и все они, плечом к плечу, взялись, не щадя ни себя, ни других, сеять смерть и отдавать свои молодые жизни во имя «светлого будущего».

Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза