Я вырулила на обочину и развернула листок с указаниями, который лежал на сиденье рядом со мной. Указания требовали проявлять величайшую пунктуальность, и я старалась выполнять их. Я выехала на заре, чтобы попасть в эту прелестную долину, где голубые сиалии перелетали через извилистую дорогу и приземлялись на невероятно зеленых июньских пастбищах. Вдоль дороги тянулась старая каменная стена, и даже сидя в машине, я наслаждалась видом мха, покрывшего ее за многие годы. На юге такие стены называют «невольничьими оградами», в память о тех, чьи руки складывали их. Вековой покров
Я стала взбираться по крутому подъему, под колесами хрустел гравий. У меня оставалось четыре минуты. За поворотом дороги я увидела петушиный хвост пыли на фоне голубого утреннего неба. Он стлался по склону холма передо мной, так медленно, что стало ясно: я опоздаю. Проехав перекресток, с трудом поднимаясь по холму, я разглядела то, вслед за чем плелась. Мозг отказывался считать картину реальной. Деревья не могут двигаться. Но вот оно опять — голые весенние ветви дерева, видневшегося на фоне холма: оно направлялось к вершине. Теперь я рассмотрела его как следует. То был дуб, перевозившийся на грузовике. Не дерево обычного для питомников размера, с аккуратным корневым комом, обернутым мешковиной, а большой старый дуб-патриарх. Такой рос на нашей ферме в Кентукки, громадный дуб с шершавой корой и низко сидящими разлапистыми ветвями, который отбрасывал тень величиной с дом. Обхватить его ствол можно было только вдвоем. Деревья, подобные этому, невозможно перевозить, и всё же оно было здесь — привязанное к грузовику, как цирковой слон на колесной платформе в день парада. Корневой ком, двадцати футов в поперечнике, был примотан к автомобилю с помощью стальных тросов. Грузовик остановился, и из-под капота поднялся пар. Я проехала мимо, глядя на него во все глаза.
Дорога заканчивалась площадкой, заставленной строительной техникой, причем у всех машин работали двигатели. Участок со снятым слоем почвы был окружен множеством сараев и гаражей с открытыми дверями. Я припарковалась рядом с несколькими пыльными джипами и огляделась в поисках хозяина. Десятки людей двигались в бешеном темпе, всё вместе напоминало потревоженный муравейник. Машины принимали груз и уезжали. Большинство рабочих были смуглыми и невысокими, носили синие комбинезоны и обращались друг к другу на испанском. Выделялся один мужчина в красной рубашке и белой каске. Его скрещенные руки возвещали о том, что он ждет меня и что я опоздала.
Процедура знакомства была краткой. Посмотрев на часы, он отметил, что владелец тщательно следит за использованием времени консультантов. Время — деньги. Он снял с пояса рацию, чтобы сообщить начальству о моем прибытии. Меня передали молодому человеку, который вышел из кабинета в сарае. Застенчивая улыбка и крепкое рукопожатие как бы служили извинением за недружелюбную встречу. Кажется, он хотел поскорее увести меня от средоточия работ. Это был Мэтт, свежеиспеченный выпускник колледжа с новеньким дипломом по специальности «Растениеводство», работавший в саду уже второй год. Именно он предложил владельцу нанять консультанта по мхам, который помог бы ему выполнить задачу восстановления мхов — в общем-то, непосильную для него. Мэтт знал, что результаты его труда будут хорошо видны посетителям сада. Видимо, владелец питал к мхам особую привязанность и настойчиво требовал от него достичь успеха. Следовало добиться точности в распределении посадок: мох, встречающийся в разных местах, должен был скрыть тот факт, что сад возник совсем недавно. Мэтт зашагал по свежей бетонной дорожке, пересекавшей строительную площадку, я пошла за ним. Он хотел, чтобы я первым делом взглянула на сад мхов. Владелец был в отъезде, и мы пошли через дом, чтобы сократить путь.