Жизнь в средневековой деревне

Пища, доставляемая во время таких работ, была важной составляющей давнишних соглашений между сеньором и держателями. Размер и состав караваев зернового хлеба обычно оговаривались письменно. В Холиуэлле двое мужчин должны были разделить три каравая «так, чтобы количества, равного одному караваю, хватило для одного приема пищи двоим», хлеб же следовало печь из смеси пшеницы и ржи с преобладанием первой⁴¹⁹. В поместье Бротон, относившемся к аббатству Рэмси, арендаторы в 1291 году прекратили работу из-за недостаточного, по их мнению, количества хлеба и возобновили ее лишь после того, как сверка с записями из картулярия аббатства показала, что они ошиблись. Жнецы обычно запивали пшеничный хлеб большим количеством эля – согласно подсчетам одного исследователя, в день на человека приходилось в среднем по галлону (четыре с половиной литра), хотя «некоторые жнецы потребляли вдвое больше»⁴²⁰.

Пшеницу срезали серпом, на середине стебля или ниже, после чего колосья раскладывали на земле. Вязальщики составляли из них снопы, которые затем собирали в копны для просушки. На господском наделе один вязальщик следовал за четырьмя жнецами, вместе они обрабатывали два акра в день⁴²¹. Вполне вероятно, что на своей земле крестьяне организовывали такую же групповую работу. Овес и ячмень скашивали косами, совсем близко от земли⁴²². При сборе всех трех культур получалось много остатков, уборка которых имела большую важность – даже первостепенную, по мнению Уоррена Олта: он считает всецело справедливым знаменитое утверждение английского юриста Уильяма Блэкстоуна в XVIII веке о том, что по общему праву и обычаю Англии беднякам разрешается «приходить на чужое поле и подбирать колосья после сбора урожая, не будучи виновными в проникновении во владения другого человека»⁴²³. В средневековой деревне подбирать колосья разрешалось лишь старым, немощным и детям, не столько из милосердия, сколько ради сбережения рабочей силы: все трудоспособные взрослые обоих полов были заняты на более тяжелых работах по уборке урожая. Деревенские постановления обычно запрещали подбирать колосья всем, кому предлагали справедливую плату за уборку; последняя чаще всего равнялась «одному пенни в день и пище» или двум пенсам без питания (Уолтер из Хенли советовал платить два пенса мужчине и один – женщине)⁴²⁴. Крестьяне – что также отразилось в постановлениях – охотно приветствовали чужаков, желавших поучаствовать в уборке урожая, но не подпускали их к сбору колосьев.

Когда колосья были сжаты и связаны в снопы, а последние – уложены в копны, жители деревни перевозили урожай в свои амбары и сараи. Там зерно обмолачивали, для чего использовали древний инструмент – цеп (две палки, свободно соединенные между собой), а потом провеивали, подбрасывая в воздух на куске материи или в корзине и при необходимости обмахивая веялкой. Помимо уборки зерновых, следовало производить «выдергивание гороха», который созревал в конце сентября и должен был тщательно охраняться от воров.

Урожаи, собираемые крестьянами на своих полях, едва ли могли сравниться с урожаями на господском наделе, имевшем множество преимуществ. Приемлемым показателем для пшеницы считалось сам-третей с половиной, для ячменя норма была чуть выше, для овса – чуть ниже. При этом всегда сохранялась угроза неурожая. Согласно расчетам Родни Хилтона, в поместье епископа Вустерского средний крестьянин мог прокормить семью из трех человек, заплатить десятину Церкви и собрать достаточно зерна, чтобы продать его на двенадцать или тринадцать шиллингов: вырученные средства шли на внесение арендной платы и исполнение других денежных обязательств⁴²⁵. Если от него требовали денежный оброк вместо барщины, ему приходилось дополнительно продавать домашнюю птицу или шерсть либо рассчитывать на доходы жены или сыновей. Как отмечает Фернан Бродель, «оставаясь рабом своих сеньоров, крестьянин оказывается и рабом самого хлеба»⁴²⁶.

В период уборки урожая действовало больше деревенских постановлений, чем в течение остального года. «Записи манориальных судов пестрят упоминаниями о штрафах за кражу снопов в поле; за амбаром тоже нужно было пристально следить», – замечает Олт⁴²⁷. Небольшой размер средневекового снопа – до двадцати штук в бушеле – вводил в соблазн. В «Seneschaucie» перечисляются места, где обычно прятали украденное: «за пазухой, под туникой, в сапогах, в карманах, в мешочках, спрятанных возле амбара»⁴²⁸.

Для выпаса скота на стерне после жатвы требовалось отдельное соглашение между жителями деревни. Иногда устанавливалась общая для всех дата, например Михайлов день, – к этому времени каждый заканчивал уборку урожая. В некоторых постановлениях указывалось, что пасти скотину на своем участке можно лишь после того, как с прилегающих соседских земель уберут урожай на глубину в один акр. С коровами, способными пастись на ограниченном пространстве, проблем не возникало, но овцам и свиньям приходилось ждать конца осени⁴²⁹.