Решение манориального суда могло быть подкреплено документами, особенно «перечнем обычаев» (под которым, вероятно, подразумевался картулярий аббатства Рэмси), как в случае спора о Гринуэе (1300 г.). Картулярий содержал данные о держаниях, обязательствах согласно обычаю и подневольном состоянии. Если он не помогал решить вопрос, судьи порой обращались к сеньору: тот мог быть беспристрастным, когда не затрагивались его интересы, или даже выступать в качестве справедливого и разумного посредника, если обладал необходимыми качествами.
Есть также свидетельства применения более современного принципа – апелляции. Так, известен случай, когда манориальный суд подал апелляцию в «суд чести» (суд всего домена – honor): если дело касалось аббатства Рэмси, он заседал в Бротоне. В этом деле 1259 года участвовали свободные держатели Элтона и других поместий. Между жителями деревни возник спор о восстановлении мельничного пруда после наводнения. Двенадцать присяжных Элтонского манориального суда, все вилланы, обвинили пятерых свободных держателей – Реджинальда Бенита, Ральфа Блаккалфа, Эндрю Л’Эрмита, Генри Миллера и Генри Фронсиса – в отказе помочь, те же утверждали, что они, будучи свободными, не обязаны делать это590
. Дело, возможно, передали на рассмотрение бротонского суда, в юрисдикции которого находились ответчики, но в других случаях он, похоже, действовал как настоящий апелляционный суд: манориальные суды отправляли в него дела вилланов. Однако бротонский «суд чести» выполнял не столько судебные, сколько административные функции – он занимался снаряжением военного отряда, который аббатство было обязано выставлять591. Известно, что в других местах апелляционной инстанцией был центральный поместный суд. Собиравшийся под знаменитым ясенем суд Сент-Олбанса постоянно рассматривал дела, присланные судами других поместий Сент-Олбанса, и извещал их о своем решении592.Почти любое правонарушение, которое мог совершить среднестатистический держатель-виллан, от неявки на барщину до причинения хэмсокен соседу, заканчивалось вызовом в суд, где заседали его односельчане. Члены его титинга следили за тем, чтобы он пришел на слушания. Двенадцать присяжных, жителей деревни, рассматривали и обсуждали его дело, выдвигали против него обвинения и признавали его виновным или невиновным. Если ему требовались свидетели как истцу или ответчику, он просил друзей и соседей помочь ему «явиться с шестью руками». Если его штрафовали, он обращался к односельчанину, чтобы тот стал поручителем, гарантирующим уплату штрафа. Вилланы лишь изредка подвергались тюремному заключению или телесным наказаниям, хотя за насилие, совершенное при отягчающих обстоятельствах, их могли посадить в колодки на деревенском лугу.
Одним из главных принципов правосудия было неравенство между сеньором и крестьянином. Если последний пренебрегал осенними работами, вспашкой или другими обязанностями, он непременно подвергался штрафу. Система была эксплуататорской, очень обременительной, но тем, кто существовал внутри ее, она представлялась не такой тягостной, какой кажется сегодня. Деревенский житель знал правила и мог на них положиться. Эти правила действовали если не для всех вообще, то по крайней мере для всех вилланов. Несомненно, в этом заключалась причина их эффективности – «соседи», пришедшие собирать урожай на господской земле, мало сочувствовали тем, кто не делал этого.
Во время заседаний манориального суда особое внимание обращалось на единодушие присяжных: в обществе с неразвитыми органами обеспечения порядка судебное решение должно было быть признано всеми сторонами. Проигравшая сторона не могла обвинять какого-либо человека или небольшую группу людей, так как вердикт выносился per totum halimotum (всем сходом).
К этому судебному механизму, безусловно, относились с большой терпимостью, поскольку его приводили в действие сами жители деревни. По словам Пола Виноградоффа, в манориальном суде «обычаи возвещаются [жителями деревни], а не [сеньором]; дознаватели и присяжные выбираются из их числа; все решения, касающиеся сельского хозяйства, принимаются исключительно ими»593
.