Жизнь волшебника

На стуле, прямо перед соперницами, любопытно сверкая помолодевшими глазами, восседает

Мария Иосифовна, навострённая и энергичная, как батарейка «Сатурн». Внезапность

происшествия заводит её ещё на один порядок. Она всё слышит, во всё вникает. Ей бы ещё бумагу

и ручку, чтобы всё запротоколировать. Молодые женщины выговорились уже до полного бессилия,

до того, что в них уже не остаётся ничего, кроме чистой, спокойной, прямо-таки рафинированной

ненависти друг к другу. Смугляна тяжело изумлена странным правом этой неожиданно эффектной

женщины так много знать и так хорошо чувствовать человека её судьбы. Голубика, явившаяся в

белой искусственной французской шубе, казалось, принесла с собой часть реальной, но во многом

загадочной жизни Романа. И эта изумительная женщина, которой Нина в другое время и в другом

месте любовалась бы сама, каким-то скандальным, кухонным текстом требует вернуть ей мужа,

детям – отца. Смугляне остаётся только лепетать, что всё это решает сам мужчина. И вот

вернувшийся мужчина, постояв в дверях, устало опускается перед ними на корточки.

– Мерцалов, я пришла за тобой, – со всхлипами, как будто её тут обидели, жалуясь, сообщает

Ирэн, даже и сейчас не сумев назвать его по имени. – Пойдём домой, а?

– А что, я похож на мальчика, которого можно водить за ручку? – отвечает Роман, тут же

поднимаясь и подавая жене её небрежно сброшенную шубу. – Я могу лишь проводить тебя.

Выйдя во двор, они некоторое время стоят у подъезда, потому что идти-то, по сути, лишь через

дорогу. Оказавшись с мужем наедине, Голубика обессилено никнет – изображать в чужой квартире

одновременно спокойствие и решимость было нелегко.

– С кем ты оставила Юрку? – спрашивает Роман.

– С Серёжкой. С кем же ещё?

– Давай-ка поторопись тогда. С Серёжкой… Тоже мне, няньку нашла!

– А что я могу сделать? – тихо, уже мягко и податливо, говорит Ирэн, узнавая его манеру

нестрогих выоговоров.

Она послушно идёт от него, но через три шага поворачивается, словно удивившись своему

теперь уже нелепому подчинению бросившему её мужу.

– Нет, а всё-таки ты должен вернуться домой, – убедительно говорит она, словно заново всё

осознавая. – Я не могу уйти, оставив тебя. Теперь мы будем хорошо жить. Мы просто дураки, что

так вышло.

130

– Вышло да и вышло, – глядя под ноги, бубнит Роман.

– Но у нас же дети. Понимаешь…

Роман хватается за голову, стонет:

– Да перестань ты наконец! Не дави постоянно на детей! Лучше совсем ничего не говори!

– Ты что же, хочешь создать семью с этой татаркой?

– А при чём здесь «татарка»? Она вполне умна и привлекательна. Даже красива, как ты

заметила…

– Что?! Она красива? – криво усмехается Голубика. – Тебя что, чем-то опоили? Ну, если ты так

же слеп и в остальном, то представляю ваше будущее… Да как у тебя, у русского, может сложиться

счастливая жизнь с татаркой? И она, дура, тоже этого не поймёт. Ей же татарина искать надо.

– Вот уж не думал, что ты националистка.

– Никакая я не националистка. Ты что, не понимаешь, что за вашими спинами разный уклад,

разные привычки, разные обычаи? Я уж не говорю о том, что она обычная шлюха. У неё ведь нет

никакого чувства собственного достоинства…

– А у тебя есть? – обрывает её Роман. – А есть, так не появляйся, пожалуйста, здесь больше

никогда.

– Ой, да идите-ка вы от меня куда подальше! Стройте своё татарское счастье! – почти

выкрикивает Голубика и быстро уходит, подняв голову даже выше, чем требуется.

В квартиру Иосифовны Роман втаскивает себя полностью обессиленным, будто успевшим

отработать ещё одну смену.

– Она больше не придёт, – глухо сообщает он Смугляне.

– Почему?

– Она послала нас куда подальше…

Нина в эту ночь не может спать. Морально она сметена полностью. От неё не остаётся ничего –

одно ровное место. Вот так насоветовала она Роману… Помогла, называется… Их и без того

нервная жизнь теперь и вовсе взорвана. Разбитый Роман всячески успокаивает Смугляну, и за

ночь они переживают две умопомрачительных ссоры и два примирения.

На следующий вечер Голубика является снова. В этот раз Роман застаёт её за исповедью

Марии Иосифовне. Бывшая сыщица, наслушавшаяся об их маленьких детях, расчувствовалась и

сидит сама не своя, с красными от слёз старушечьими глазами. Гостье удаётся невероятное:

возможно, впервые в жизни разбит душевный панцирь этой матёрой служительницы какому-то

правильному абстрактному обществу. Роман, опережая приход Смугляны, старается поскорее

выпроводить Ирэн, сжигая при этом добрую порцию нервов. На улице они снова успокаиваются,

словно уже привыкая к складывающемуся сценарию. Их путь проходит через две автобусные

остановки с обеих сторон улицы. На первой остановке они встречают соседей по лестничной

площадке и, как обычно, здороваются с ними. Соседи и не подозревают ни о чём. Роман

останавливается, идти дальше уже не хочется. Да и ситуация непонятна – до какой точки к

собственному дому он должен её провожать?

– И чего ты только добиваешься своими визитами? – с горечью спрашивает он.

– Не знаю. Наверное, ненависти твоей, – грустно отвечает Ирэн.

– Она тебе нужна?