Жизнь волшебника

озеро дождевой воды. Для этого на кровлю поднято два зиловских кузова горячего асфальта

(шоферу, привезшему асфальт в выходной день, они заплатили, а поднял его на автокране сам

Виктор). Эту дымящуюся гору асфальта, сваленного на краю холодной крыши, они сначала

защитили от ветра кусками картона и фанеры. Теперь, нагружая асфальт на железный лист, они

стягивают его к провалу. Работать нужно быстро, чтобы эта гора не успела схватиться. И тут-то

Смугляна, никогда ещё не пробовавшая длительной физической нагрузки, оказывается

потрясённой работоспособностью мужчин. Чтобы почувствовать себя полностью вымотанной, ей

хватает и получаса каких-то маломальски напряжённых действий. Роман же, как она замечает,

своей неутомимостью превосходит и атлетически сложенного Виктора. Сколько же ему нужно таких

вот её усталостей, чтобы и у него не поднимались руки? У Смугляны уже апатия ко всему, а

мужчины, в промокших от пота, дымящихся на холоде старых свитерах, так же азартно орудуют

тяжеленными лопатами. Трудно представить, что они в таком темпе работают с утра, и так же

будут вкалывать до темноты. Виктор между делом успевает отпускать в адрес своей жены шуточки,

за которые дома она бы кинулась мутузить его кулачками, но здесь её целомудренный слух будто

заложен. Здесь мужики работают и здесь они правы во всём. Дома-то они, конечно, рассказывали,

что работают тут, но не рассказывали, как работают. Да об этом словами-то, пожалуй, и не

расскажешь.

В этот день к Смугляне приходит понимание, почему вечером Роману не до ласковых слов и

почему спит он неподвижно, как большое горячее пятно, неприятно пахнущее гудроном. Его

усталость, оказывается, сильно отличается от её усталости. Прижавшись к нему этим вечером под

одеялом, она вдруг впервые осознаёт, что не любить этого человека и не верить ему просто

нельзя. И всю свою будущую жизнь с Романом она видит уже чуть иной: сегодня с их

142

воображаемого домика снят за ненадобностью весь второй этаж вместе с балкончиком,

башенками и флюгерами. Нина впервые задумывается о неизбежности деревенского хозяйства с

каким-нибудь там обывательским поросеночком или телёночком, правда, со звёздочкой на лбу.

Кстати, вот там-то ей не придётся приспосабливаться к разным сумасшедшим старухам, там она

станет полноправной хозяйкой. И вот тогда-то в их доме будет полный порядок, к которому

стремится Роман. Думая так, Нина чувствует, что теперь даже серое слово «хозяйка» наполняется

для неё неким приятным значительным смыслом. «А всё-таки в нашей встрече есть высшая

предопределённость, – почти торжественно думает она. – Если в жизни встречаются два человека,

значит, с того самого дня, как они родились, линии их судеб сразу направляются не параллельно

друг другу, а под углом, необходимым для будущей встречи».

Утром, когда Роман собирается на работу, Смугляна будто между прочим замечает, что теперь,

когда им уже ничто не мешает, их отношения можно бы оформить и официально.

– В общем-то, я не против, – вынужден ответить Роман, – только вначале надо в мой паспорт

поставить штампик о разводе… Короче, в суд надо шагать.

– Вот и сходи завтра.

– А ты не внимания, что я работаю все дни?

– Ну, так возьми для этого перерыв, или как там у вас называется, отгул.

– Не могу.

И Нина оказывается в тупике: обижаться тут или не надо? Он и впрямь не может или не хочет?

Как бы там ни было, но через неделю Роман отпрашивается на заводе, они идут с Ниной в ЗАГС

и подают заявление. Для ЗАГСа Смугляна старается одеться поторжественней, но там всё

спокойно, без официальности. Роман забыл сказать ей, что подача заявления – это обыкновенная

формальность. На неё можно и в комнатных тапочках прийти.

В день, когда вся работа на крыше подходит к завершению, туда с пыхтением вползает какой-то

контролирующий чин в серой шляпе.

– А бригада где? – осмотрев сделанное и не найдя, к чему придраться, спрашивает он.

– Да вот, вся бригада здесь, – смеясь, отвечает Роман.

– Только не надо мне байки рассказывать, – с какой-то едкой присадкой произносит этот

человек, – вдвоём-то вы бы тут пупы поразвязали.

– Да шутит он, конечно, – говорит Виктор, – бригада только что ушла. Мы остались, чтобы

прибраться. У вас же есть полный список…

– Шутники, понимаешь, – желчно бросает учётчик, потуже, до ушей, чтобы не сдуло, натягивает

шляпу и толстозадо слазит по лестнице.

– Этого гуся лучше не дразнить, – говорит Виктор.

– А что он может сделать? Работа закончена – всё равно платить надо.

– Не волнуйся, он придумает что сделать. Изменит расценки, да и всё. И не только нам, но и

всем, кто будет за нами. Никто ведь толком-то не знает, сколько на самом деле может сделать один

работяга. И этот гаврик не знает. У него понимание бумажное – как напишут. Он просто

пересчитает всё, что мы сделали, и утвердит как норму. Так нас потом точно зашибут.

В честь окончания шабашки жёны готовят работникам торжественный ужин с бутылочкой.

– А здоорово так вкалывать, – говорит Роман, повеселев за столом, – вот всегда бы так!

– И всегда бы так зарабатывать, – добавляет Виктор.

– Я о том и толкую. Может, подвернётся что-нибудь ещё?