Жизнь волшебника

– Ну, подвернётся, так я свистну. Теперь-то уж мы сработались…

Только, нет, не подвернулось, к сожалению, больше ничего.

…Снова очнувшись от сна и удивившись внезапному провалу, Роман видит всё тот же

блестящий шар на зелёных иглах, но только комната наполнена теперь мягким теплом. А из

динамика в комнате хозяйки, пока ещё предусмотрительно приглушённого, брызжет, как

шампанское, зажигательная музыка: «Кубинский танец», который так виртуозно умеет играть на

баяне Серёга. Всякий праздник начинается с самого утра, а этот – тем более.

Смугляна, впервые за долгое время обнаружив Романа в приподнятом настроении, радостно

блестит чёрными глазами. Сегодня его не надо уговаривать, разворачивая к веселью. Позавтракав,

они выходят из дома и окунаются в город, напитываясь его сильным, здоровым, праздничным

настроением, глазеют на всякие шумные мероприятия, на весёлых, предварительно хмельных,

необыкновенно отмякших людей. Во все души к концу года стекается доброта. И всем она кажется

обыкновенной и недорогой.

Пройдясь по улице, они сворачивают в заснеженный парк с аллеями яблонек дичек. Смугляна

смешно и невысоко подпрыгивает под деревьями, пытаясь достать ветки с ягодками. Роман как

ребёнка усаживает её себе на плечо, и Нина набирает горсть холодных, вымерзших и пыльных,

даже в этом заснеженном парке, яблочек. Она в восторге оттого, что люди, гуляющие по аллеям

опять же засматриваются на них. Сегодня тут многолюдно, но никто, кроме них, не решается на

такие выходки, в чём Нина видит некую приподнятую исключительность их радости и счастья.

Сегодня всё кажется необыкновенным. В будний день – это был бы парк, да парк, сегодня же он

143

какой-то волшебный, будто насыщенный искристой энергией. И не только парк. Сегодня и весь

день таков, и всякая его дорогая минута. Люди хитры – они придумали этот праздник, чтобы

скрасить суровую зиму, чтобы как-то развеселить себя и развеять уныние. Понятно и то, почему

этот праздник семейный. Мороз-то поневоле прижимает всех друг к другу. Куда ж зимой из дома, из

семьи?

В квартиру они вваливаются уже в сумерках, чуть усталые, переполненные цветными

впечатлениями, помня, что впереди ещё главное. Тяжёлая тёмно-зелёная бутылка шампанского,

вроде как специального ночного новогоднего вина, обещает им сегодня особо тёплые уютные

минуты. Для Романа весь ушедший – необычайно ясный, слепящий снегом – день наполнен

Смугляной, её милым, и, без всяких сомнений, красивым лицом. Пожалуй, Новый год считается

семейным праздником ещё и потому, что придаёт жизни боольшую значимость. Лента обыденной

жизни в том месте, где располагается Новый год, находится под увеличительным стеклом. И

жизненное течение, как на какой-то быстрине, заметней всего именно в Новый год. Конечно, и в

прочие праздники хорошо быть с тем, кто тебе симпатичен, но уж этот-то надо обязательно

встречать с главным своим человеком. Уже тот факт, что в эту центральную ночь года Роман и

Нина будут вместе, узаконивает их союз покрепче всякой регистрации.

Галя и Текуса Егоровна радостно хлопочут на кухне в облаке вкуснейших ароматов чеснока,

жареных котлет, запекаемой курицы. Разрумянившаяся Нина, как виноватая прогульщица, скинув

пальто, спешит к ним. Через полчаса сквозь музыку радиоприёмника женщины слышат стук сенных

дверей, а, быстро убавив звук, – шорохи по стене: кто-то незнакомый ищет в темноте ручку двери.

Женщины радостной троицей выходят в коридор, чтобы встретить каких-то неожиданных, как

сюрприз, новогодних гостей. Дверь открывается, и за порогом оказываются родители Смугляны.

Впереди Гуляндам Салиховна, а ней Дуфар Чопарович. Все в доме сегодня уже настолько

пропитаны праздником, что вид хмурых людей кажется даже ненормальным. Казалось, они входят

к ним из каких-то серых будней, миновав музыку и весёлую ауру города по какому-то серому, почти

траурному тоннелю. Их лица откровенно мрачны. Гуляндам Салиховна, окидывает Галю и Текусу

Егоровну таким взглядом, словно те работницы притона, куда завлечена её дочь. Галя, невольно

потупив взгляд, возвращается на кухню, а Текуса Егоровна вдруг и впрямь наподобие какой-то

прислуги лебезит, едва не раскланиваясь перед гостями. Отец Нины втаскивает в коридор два

таких больших мешка, что, пожалуй, его-то хмурость понятна: протащившись по городу с такой

поклажей, подрастеряешь любую весёлость. Но, кажется, и душевного груза привезли они не

меньше. С осени он накапливался, не прорываясь ни единой строчкой письма, но теперь уж всё – к

концу года этот груз перестал вмещаться в них, вот они его и привезли.

Наконец, более пристально и сурово взглянув на дочь, Гуляндам Салиховна сообщает, что в

мешках мясо и мороженая рыба. Их надо пристроить где-нибудь на холоде. Роман заверяет, что он

сейчас же всё это сделает, пытается помочь новой теще снять пальто, но та смотрит на него

долгим брезгливым взглядом и, как что-то грязное, отстраняет протянутую руку. Отец Нины,

сухощавый, смуглый и вроде бы спокойный человек, видя Романа, невольно улыбается, но,

повернувшись к жене, тут же гаснет.