Жизнь волшебника

стрижёт ногти. Но вдруг почему-то не находит в этом ничего обидного.

– Ничего себе деспот, – бормочет она, – вот это да-а…

– Деспот, деспот, – соглашается Роман. – А ты папе пожалуйся. Только он меня же и поддержит.

– Ну ты и дура-ак! – с восхищением шепчет Голубика.

Она поднимается и вдруг обнимает за шею мокрыми руками. Такого, пожалуй, ещё не было

никогда. От растерянности хочется даже сесть. «Женщина, что с неё возьмёшь…» – обрёченно

думает Роман.

В раковине шумит вода, рассыпая мелкие брызги. Роман обнимает жену крепче и ласковей.

– Ах ты мой волшебный! – неожиданно произносит она.

Волшебный?! Роман даже отстраняется от неё и вдруг чувствует, что вот сейчас он вместе с ней

в едином мире чувств-паутинок. Никогда ещё не была она такой душевно близкой.

– Почему ты сказала «волшебный», почему?! – восторженно и тихо спрашивает он.

– Потому что мне хорошо с тобой, как в сказке. Потому, что ты не такой, как все. Ты как будто не

из этого мира… А ещё ты так классно танцуешь…

Господи! Она говорит ему такое! Впервые произносит это, ничего не боясь и не стесняясь!

– А ведь я ещё не рассказывал тебе о своей детской мечте, – вспоминает Роман, обнаруживая в

себе готовность рассказать ей сейчас о чём угодно…

А какой прекрасной Францией пахнет от роскошных медных волос его беременной жены! И

даже не любя его (а может быть, всё-таки любя?), она прекрасна. Наверное, такой-то непростой и

бывает женатая жизнь. «Ах ты Голубика моя Голубика, Курочка ты моя Синеглазая…»

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Каверзные вопросы

Суббота и воскресенье – вот лучшие дни, чтобы молодым Мерцаловым навещать родителей.

Встречают их там неизменно приветливо. С тестем Роман сходится вполне. Большую часть

свободного времени Иван Степанович отдаёт книгам: запоем, как художественную литературу,

читает технические журналы. С наслаждением, прищурившись для меткости, вычерчивает на

больших листах ватмана и собственные изобретения, более всего ценя простоту и лаконичность

задумки. Именно в простоте, как он считает, проявляется не только мощь, но и элегантность

изобретательского ума. Его конёк – придумывание новых инструментов для обычной работы и

усовершенствование старых – ну, где ещё проявить способность к простоте, если не здесь?

Изделия тестя – какие-то хитроумные ключи, отвёртки, молотки и просто выдерги для гвоздей.

Увлечённый Иван Степанович бурно радуется не только своим находкам, но и чужим,

расстраиваясь, если его восторгов никто не разделяет. И тут-то зять становится его отдушиной.

Некоторые изменения в привычных инструментах, предлагаемые тестем, кажутся Роману

странными, но отдельные просто восхищают, вызывая недоумение: как же я сам-то не догадался?

Иван Степанович пытается и Романа зажечь своей страстью, убеждая в каких-то его

конструкторских задатках, но вскоре машет рукой: нежелание зятя превосходит все эти

предполагаемые задатки. Ивану Степановичу хватает и того, что новый член их семьи становится

его постоянным шахматным противником. Выигрывает Роман, конечно, не часто: силы тут явно не

равны, зато тестя заводит своеобразие противника. За шахматами они постоянно сталкиваются в

одном: Иван Степанович считает, что играть красиво – значит играть по теории; Роман же, как

наивный новичок, как раз тут-то и пытается изобретать, утверждая, что красиво – это, напротив,

когда без теории. И в доказательство этого нагораживает на клетчатой доске такое, что тесть-

93

теоретик иногда по полчаса «зависает» над его просто нелепыми абсурдными комбинациями.

Роман входит во вкус таких выходных. Обычно они располагаются в новой тихой комнате,

обставленной всё той же красноватой мебелью. Иван Степанович сидит в своём хозяйском кресле,

Роман – на диване. Тепло, мягко, уютно. Кажется, хвоёй пахнет здесь само по себе, уже без всяких

«хитрушек» Голубики, и над шахматными заморочками думается с удовольствием. Иной раз в

праздники они всё-таки выпивают по рюмке водочки (иное спиртное и иные дозы тут не

признаются), после чего у Лесниковых становится ещё уютней и камерней. Тамара Максимовна с

Ирэн занимаются в это время своими делами в спальне или на кухне. Серёжка вертится то там, то

здесь, но чаще всего, конечно, около мужчин, застыло сидящих, как две зеркальные статуи

мыслителей. Женщины к тому же и сами норовят выпроводить его от себя, особенно когда говорят

об ожидающейся «покупке» маленького братика или сестрёнки. С мужчинами Серёжке спокойней,

потому что они-то, напротив, от ожидания предстоящей «покупки» делаются всё более спокойными

и степенными. Видно, мужики понимают в этом куда больше, чем женщины.

Если Роман не занят с Иваном Степановичем, то сидит, разглядывая фотографические

журналы с нижней полочки столика. Как и всякому своему увлечению, тесть отдаётся фотографии

со всей страстью: в шкафу рядами стоят папки с его работами, журналы у него и советские, и

зарубежные, непонятно где добываемые. И как только его энергии хватает на всё? Библиотека же

у Лесниковых просто шикарная. Разглядывая корешки книг, Роман наталкивается на «Мифологию»