Жизнь волшебника

выставляет закуску, какая есть. За выпивкой торжественные поздравления становятся ещё теплей,

но в них добавляются иронические ноты. Двое из бригады «парятся» в общежитии уже семь лет, а

Роман, отметившись там «в одно касание», ловко обзавёлся своим углом. Видя теперь уютную

квартирку с фотографией его красивейшей жены между стёклами шкафа, эти двое с

недвусмысленной насмешкой покачивают головами: ай да молодец, ай да ловкач…

И Романа их усмешечки задевают за самое больное. Ощущение зависимости перед Голубикой и

её родными не только не проходит, на что он надеялся вначале, а давит всё свинцовей. Читая как-

то книгу афоризмов, он натыкается на изречение Пифагора, которое просто плющит его: «Не

почитай себя свободным до тех пор, пока пропитание твоё не будет зависеть от самого тебя». Вот

так-с… Есть о чём задуматься. Как неловко и стыдно вспоминать теперь свои самонадеянные

заявления о том, что квартиру им лучше бы заработать самим. Вроде, как корчил чего-то из себя.

Это с его-то зарплатой – квартира? Так её, кстати, можно купить только через кооператив. А как в

этот кооператив втиснуться? Вот и получается, что сам он – полный ноль, а тёпленькое местечко

отыскал. Впору подойти к зеркалу, глянуть в свои глаза, да так же, как его общежитские товарищи,

покачать головой: ай да ловкач…. Тут и Витька Муму с его желанием вступить в партию, чтобы

квартирой поскорей обзавестись, позавидовал бы. А он ещё Витьке этот хитрый финт с партией

зарубил вступление в партию зарубил. А ведь Витька-то, выходит, просто знает жизнь лучше, чем

он. «Справедливый…» – ничего не скажешь. Ему, как нормальному мужику, полагается самому

создать всё для себя и для своей семьи, а он живёт, как приспособленец. В общем, примак,

иждивенец и есть. Вот когда в детстве он провожал Тамару Максимовну и её дочь на автобус, то

могла ли Тамара Максимовна думать, что и она, и её муж уже работают на этого босоногого

сопливого пацана, создавая его будущее? Что превратится со временем этот пацан в долговязого

оболтуса, заблондиненного и оголубоглазенного, вытрет сопли и явится к ним вместе с дочерью: а

я ведь теперь ваш, отломите-ка кусочек. Стыдно… Поднесённое на блюдечке не может по-

настоящему стать своим. Вообще всё, чем ты владеешь, чем распоряжаешься, делится всего лишь

на две категории: либо это твоё, либо чужое. И тут следует быть принципиальным, потому что

спокойно и свободно можно жить лишь в своём: созданном, заработанном, заслуженном. Другое

дело, куда и как вломить свои силы, чтобы движение к своему хоть как-то началось? Сколько ни

вкалывай на заводе – больше положенного не получишь. Там свои мелкие ступеньки, растянутые

100

на долгое время: десятилетия терпеливой работы, откладывание копеечки, накопление трудового

стажа и положительных общественных характеристик. И если нигде не оступишься, то лет через

десять-пятнадцать ты, наконец-то, заслужишь право на свой угол. Находясь же в процессе

«заслуживания», живя в аванс, нужно все эти долгие годы льститься к заводу, посещая все

субботники и никогда не переча начальству, партии и профсоюзу. Вот она правда. А между делом

постоянно заверять родителей: не сомневайтесь – я хороший, я лояльный и покладистый, я всё

заслужу. Собственные же силы и желания здесь ни при чём. Ты не лучше и не хуже других – все

ждут, подождёшь и ты. И вперёд в этой очереди не перепрыгнешь – не честно. Добивайся чего

угодно, зарабатывай сколько угодно, но жилищная очередь свята. И тут ты совершенно

беспомощен. В ведь тебе при этом ещё хочется быть и свободной личностью, к чему призывали

твои школьные, очевидно, такие же не свободные, учителя.

Когда бригада уходит, Роман, немного пьяненький, прибирается в квартире, моет пол и

протирает пыль, как если бы Голубику выписывали завтра. Серёжка, пока его мама занята

«покупкой» братика, живёт у бабушки с дедушкой. Конечно, сегодня Лесниковы непременно как-

нибудь отмечают прибавление в семье. Тамара Максимовна так теперь лишь этим и живёт. В

последний месяц беременности дочери ей, этой интеллигентной женщине-царице, доставляло

удовольствие вваливаться к ним упаренной, увешанной сумками с продуктами. Роман готов был

сгореть со стыда от её приношений, но с её стороны не находилось и намёка на укор – зять тут ни

при чём, это её личные забота и счастье. И даже стирая пот со лба, она выглядела гордой и

независимой. Голубика же, принимая помощь матери как должное, подбрасывала ей без всякого

смущения специальные заказы, нередко граничащие с капризами. И тогда Роман чувствовал себя

совершенно отстранённым, потому что к нему-то Ирэн с такими просьбами не обращалась.

Следовало бы, конечно, появиться сейчас у них, но настроение уже не то. Несмотря на всё

уважение к Лесниковым, идти туда не хочется. Увы, но он, к сожалению, уже не тот.

Всё началось с того, что, как-то вернувшись с работы и застав Ирэн за мытьём посуды, он

заметил на столе лишнюю кружку.

– У нас кто-то был? – спросил он, усаживаясь за стол и предвкушая вкусный ужин. – Ох и

голоден же я!

– Папа заходил, – сообщает жена. – У него сегодня выходной. Собрался карточки печатать,