Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

– Дурак я, что ли, менять, – усмехнулся парень. – Это теперь-то, когда немецких машин снова прибавляться стало и будет все больше. Знаете, какие чаевые мне отваливают? Нет уж, господин хороший, моя фамилия – это нынче золотое дно.

Клерфэ указал глазами на кожаную куртку.

– И обновка с чаевых, что ли?

– Наполовину. Но к концу сезона лыжные ботинки и новое пальто я себе справлю, это факт.

– Смотри, как бы не просчитаться. Кое от кого ты как раз из-за фамилии чаевых не получишь

Уже забрасывая цепи в машину, паренек только снисходительно ухмыльнулся.

– Ну, уж не от тех, которые нынче себе снова зимний отдых в горах позволить могут, – возразил он. – К тому же я по-любому не внакладе. Одни платят, лишь бы поскорее от меня отделаться, другие – за славные воспоминания, но раскошеливаются почти все. С тех пор как вывеска появилась, это, как говорится, проверено на личном опыте. Бензин?

– Бензина мне нужно, – задумчиво проговорил Клерфэ, – аж семьдесят литров нужно. Но заправлюсь я не у тебя, а у кого-нибудь не такого хваткого. Пора малость поколебать твое мировоззрение, Губерт.

Час спустя снег остался позади. Весело журчали по обочинам ручьи, капало с крыш, влажно поблескивали стволы деревьев. В окнах оранжево-красными бликами отсвечивал закат. На боковых улицах играли дети. Жирной, угольной чернотой мерцали пашни, лоскутами желтой и бурой прошлогодней травы пестрели поля.

– Остановимся где-нибудь? – спросил Клерфэ.

– Пока что нет.

– Боитесь, что снег нас нагонит?

Лилиан кивнула:

– Никогда, никогда больше не хочу его видеть.

– До следующей зимы…

Лилиан промолчала. «До следующей зимы, – думала она. – Мне до зимы – как до Сириуса или до Плеяд». Не видать ей больше зимы.

– Может, выпьем чего-нибудь? – предложил Клерфэ. – Кофе с вишневым шнапсом? Нам еще прилично ехать.

– Хорошо, – согласилась Лилиан. – Когда мы будем на Лаго Маджоре?

– Через несколько часов. Ближе к ночи.

Клерфэ остановил машину перед трактиром. Они вошли. Официантка тут же включила свет. На стенах гравюры: ревущие олени, токующие глухари.

– Проголодались? – спросил Клерфэ. – В обед хоть что-нибудь ели?

– Ничего.

– Так я и думал. – Он обернулся к официантке. – Из еды что у вас имеется?

– Салями, охотничьи колбаски, из горячего шублиги.

– Две порции шублигов, а к ним хлеба. И еще масла, и кувшинчик белого вина. Фандан есть?

– Фандан и вальполичелла.

– Фандан. А вас чем угостить?

– Рюмочкой сливовицы, если господину угодно.

– Угодно.

Лилиан сидела в углу у окна. Безучастно, вполуха слушала разговор Клерфэ с официанткой. Красноватый свет люстры зеленым и пурпурным мерцанием отражался в бутылках на барной стойке. За окном голые деревья всей мощной чернотой ветвей вонзались в бледную прозелень меркнущего неба над деревней, где в окнах домов уже затеплились первые огни. Какая тишь, какая благодать кругом, и все так просто и само собой, вечер как вечер, где нет места страхам и не нужно бунтовать, и она сама тоже часть этой благодати, просто и само собой. Ей удалось уйти! У нее даже горло перехватило при этой мысли.

– Шублиги – это здешние шпикачки, довольно жирные, – пояснил Клерфэ. – Вообще-то очень вкусные, но, может, вам не понравятся.

– Мне все нравится, – отозвалась Лилиан. – А уж здесь, внизу, и подавно.

Клерфэ глянул на нее пристально.

– Боюсь, так оно и есть.

– Почему боитесь?

Он рассмеялся:

– Нет ничего опаснее женщины, которой все нравится. Что, спрашивается, придется вытворять, чтобы понравиться ей больше других?

– Может, как раз ничего вытворять и не надо?

– Тоже верно.

Официантка принесла вино и разлила его в незатейливые стаканчики. Потом подняла свой, со сливовицей.

– Ваше здоровье!

Они выпили. Клерфэ оглянулся, осматривая убогое трактирное убранство.

– М-да, не Париж, – хмыкнул он.

– А вот и неправда! – горячо возразила Лилиан. – Это уже предместья Парижа! Для меня Париж начинается здесь.

До Гёшенена их путь пролегал под ясным, звездным небом. Там, на железнодорожной станции, Клерфэ прямо с перрона погрузил машину на платформу. Кроме них в этот час в туннель направлялись еще два лимузина и красный спортивный автомобильчик.

– Хотите в машине остаться или в вагоне поедем? – спросил Клерфэ.

– Если в машине, мы сильно испачкаемся?

– Да нет. Тут электровозы. И верх закроем.

Железнодорожник уже подкладывал под колеса стопорные башмаки. Другие водители тоже остались в машинах. Оба лимузина хвастливо светились включенными габаритными огнями. Состав сцепили, и поезд неспешно вполз в Готтардский туннель. Стены туннеля лоснились от влаги. Замелькали штрековые огни. Еще пара минут – и Лилиан стало казаться, будто ее уносит по шахтному створу в самую глубь земли. Дохнуло стылым удушьем склепа. Грохот поезда тысячекратно усугублялся эхом подземелья. Два лимузина в красноватых отсветах габаритных огней покачивались впереди, словно две кибитки, несущиеся прямиком в ад.

– Когда-нибудь это кончится? – не выдержав, выкрикнула она.