Жизнь взаймы у смерти

Лиза видела, как мама вышла из машины и направилась к дому. Она была одна, видимо, Шведов занят печальными хлопотами.

Лиза почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Жаль было Ларису, незнакомую ей, Лизе, сестру Шведова Полину, самого его и заодно маму – Лиза была уверена, что у той разрывается сердце от переживаний за любимого мужчину.

Она с удивлением обнаружила, что боль за близких сильнее собственной. Свое поболит и перестанет, нужно лишь уметь унять собственными силами: волей, если болит душа, или таблеткой, если боль телесная. Она считала себя сильной с раннего детства, потому что всегда за кого-то отвечала: за маму, когда та лежала в больнице, за Шурку, когда того пытались троллить в школе. Одноклассники, да и те парни, что старше на год-два, ее побаивались, это чувствовалось. Лиза владела несколькими приемами самбо (научил дед), могла и врезать по уху по-простому, а уж языком, одной язвительной фразой, опускала обидчика до плинтуса. Наверное, боялись именно слов – матом не ругалась, унижала противника интеллигентно и с достоинством. Пока тот соображал, что же ему высказали и как ответить, она с чувством исполненного долга удалялась прочь. Ни разу никто не догнал! И не пытался.

Однажды пострадал так от нее молодой учитель физкультуры. Он был женат, имел годовалого сына, тещу – завуча школы и считал, что дозволено все. Девчонки на урок надевали под форменные шорты черные плотные колготы, майками грудь старались не обтягивать, но под масленым взглядом физрука все равно краснели. Хуже всего было, когда тот откровенно лапал их за выдающиеся места, якобы помогая выполнить прыжок через «козла» или спуститься с каната. Как-то Лиза, почувствовав его руку, цепко ухватившую ее ниже талии во время приземления с гимнастического бревна и задержавшуюся там, спокойно двумя пальцами сбросила ее. Развернувшись к мужику лицом, четко выговорила в наступившей тишине: «Денис Анатольевич, что ж вы себя ведете как озабоченный подросток? Вам жены не хватает? Если так – проконсультируйтесь у более опытных товарищей, они вам наверняка подскажут, в каких местах города можно снять женщин с низкой социальной ответственностью. По той цене, что позволит ваша учительская зарплата!» Он занес над ней руку для удара! Но был остановлен Шуркой! С высоты своего роста (в строю тот стоял первым) ботаник Огорелов обхватил кисть руки физрука цепкими длинными пальцами. Рядом с Шуркой тут же выстроилась стена из одноклассников. Все угрожающе молчали.

На следующий день физкультуры у них не было, а ее, Лизу, вызвала к себе завуч, то есть теща физрука. Весь класс стоял у двери учительской, куда зашла Лиза, готовый войти и поддержать ее. Пожалуй, именно с этого происшествия они и стали командой. Иду Львовну боялись все. Лиза исключением не была, поэтому благоразумно сохранила между ними дистанцию, остановившись по другую сторону стола. Неожиданно та подошла к ней и крепко обняла. «Молодец, Лизонька! Правильно ты его! Из школы этого подлеца я уволила. А из своей жизни моя дочь, думаю, выгонит его сама! – она отпустила ее, подошла к двери и распахнула ее настежь. – Принимайте героиню, народ!»

На выпускном вечере больше всего цветов и слез расставания от их класса досталось ей, Иде Львовне…

Лиза подошла к двери своей комнаты, осторожно приоткрыла, Шурка спал. После возвращения из следственного комитета, заметив машину отца, припаркованную у соседнего дома, к себе в квартиру не пошел. Лиза тогда подумала, Шурка боится встречи с ним, но позже поняла – нет, просто не видит смысла выслушивать упреки давно забывшего о его существовании родителя. «Пусть с ним мать общается, я им зачем?» – заявил он Лизе, когда она его обвинила в трусости.

Боль за Шурку поутихла. Она нутром чувствовала, что на этот раз он рассказал обо всем. Теперь дело за полицией, поймают они убийцу, точно. То, что это Герман, уже не сомневалась. Жаль, поздно дошло…

Лиза выглянула в кухонное окно – машины Огорелова не было.

– Я долго спал? – Шурка с размаха опустился на табурет. – Телефон мой не видела?

– На зарядку поставила в прихожей.

– Что, папашка мой уехал? Машина стоит?

– Уехал. Моя матушка вернулась, но, похоже, у твоей застряла. Шел бы домой, Шурец, устала я. Ну, правда… слишком много тебя в моей жизни, своих дел полно.

– Конечно… кому теперь нужен уголовник, – огрызнулся тот.

«Уголовник… Хорошо, если отделается штрафом за свои фокусы, а могут и реальный срок дать – исправительные работы до двух лет. Будет его подруга ждать?» – подумала она, закрывая за ним дверь.

Звонок телефона вывел из раздумий о Шуркиной судьбе. Номер был незнакомым.

– Слушаю. Галина Михайловна? Очень рада. На ужин? Завтра? Хорошо, спасибо. Да, обязательно.