Жизнь за океаном

Самое вступление в Лондон, – эта чудная поездка по массивным домам и по мостам, переброшенным чрез улицы, – конечно имело в себе все условия для того, чтобы знаменитая «метрополия» англичан произвела на новичка подавляющее впечатление. И я действительно с суеверным страхом смотрел из вагона вниз, где на улицах суетливо двигались массы народа и экипажей, не обращавшие ни малейшего внимания на грохот и свист мчавшегося над их головами поезда. Но еще большее впечаталение Лондон произвел на меня, когда я по приезду имел возможность, ходя по улицам, наблюдать уличную жизнь уже вблизи и в подробности, а не с высоты птичьего полета. Надо сказать, что в Лондоне улицы довольно узки и неправильны, но это тем более способствует уличной толкотне. Трудно описать, что представилось моему наблюдению. Множество всевозможных карет и омнибусов тянется и взад и вперед; кучера во все горло кричат не столько на лошадей, сколько на массы перебегающего им дорогу народа; массы народные буквально бегут по тротуарам, постоянно, сталкиваясь и сбиваясь; газетчики-мальчуганы режущими голосами трубят о новостях; им басами вторят здоровенные детины, увешанные спереди и сзади громадными картинами с объявлениями; нищенствующее шарманщики своими писклявыми мелодиями испрашивают подачки; неподалеку от них раздается жалобное трио какой-то дамы с двумя малютками, надрывающими неокрепшие легкие печальною песнью; уличные мальчишки в шутовских колпаках с песнями везут тележку с каким-то чучелом и бесцеремонно расталкивают встречающихся им на дороге; ловкие велосипедисты как бесы бесстрашно снуют между рядами карет; стон и гул до боли надрывают барабанную перепонку уха, а свист и грохот то и дело перебегающих чрез улицы поездов –довершают эту истинно вавилонскую картину. Мне прежде приходилось читать и слышать рассказы о необыкновенном движении в Лондоне, но что представилось моим собственным глазам – превосходит всякое описание. Пораженный этой людской суматохой, я сначала не заметил даже особенности лондонской атмосферы, но выходя в другой и третей раз – понял всю прелесть ее. Надо быть истинным британцем, чтобы выносить ее. Помнится, в письме из Цюриха я выразился, что главная причина тамошнего социализма заключается в фабричной атмосфере рабочих. Теперь я должен взять свое слово назад. Такой тяжелой, удушливой, дымной атмосферы, которою в Лондоне постоянно дышат величайшие в мире капиталисты, нет, можно смело сказать, ни на какой самой неопрятной фабрике. Самое солнце здесь не справляется с туманом и только изредка показывает угрюмо красное, не имеющее никакого блеска лицо свое над городом. По метеорологическим данным, солнце в Лондоне в продолжении прожитой мною здесь недели светило только восемь часов, хотя погода была сухая и сравнительно ясная. Но, замечательно, в этой до невыносимости удушливой атмосфере живут такие рослые, здоровые, свежие люди, каких трудно еще где встретить.

Если о Париже я принужден был сказать, что трех дней для его осмотра совершенно недостаточно, то о Лондоне, величайшем городе в мире, надо сказать, что для него недостаточно и месяца, а не только недели, которую мне пришлось прожить в нем. Он до того подавляет своим сумрачным и суетливым разнообразием, что, прожив целую неделю, человек только начинает более или менее выделять из общей массы отдельные пункты. Я опишу только наиболее знаменитые достопримечательности его, не упомянуть о которых в письме из Лондона было бы равносильно тому, как если бы описывать Рим и забыть о папе. Я разумею кафедральный собор св. ап. Павла и Вестминстерское аббатство.