Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Далее мы обратимся к мемуарам Дмитрия Шостаковича: «Один мой знакомый композитор рассказал мне историю — необыкновенную и обыкновенную. Обыкновенную — потому что правдивую. Необыкновенную — потому что речь в ней всё-таки идёт о жульничестве прямо-таки эпохальном. Композитор этот десятилетиями работал в Казахстане. Сам он хороший профессионал, окончил Ленинградскую консерваторию, как и я, по классу Штейнберга, но годом позже. В Казахстане он очень пошёл в гору. Был чем-то вроде придворного композитора, а потому и знал многое, что от непосвящённых скрыто.

У нас каждый знает имя Джамбула Джабаева. У меня сын его стихи в школе учил — разумеется, по-русски. В переводе с казахского. Ну а что было во время войны… „ленинградцы, дети мои“.

И всё оказалось, понимаете ли, выдумкой. То есть, конечно, Джамбул Джабаев как таковой существовал. Переводы были. Вот только оригиналов не было. Потому что Джамбул был, может быть, и хороший человек, но поэтом он не был. То есть, может быть, и был, но это никого не интересовало. Потому что так называемые переводы несуществующих творений Джамбула сочинялись русскими поэтами. И они, поэты эти, даже не спрашивали у великого народного певца разрешения. а если бы и захотели спросить, то не смогли бы. Потому что переводчики ни слова по-казахски не понимали, а Джамбул ни слова не знал по-русски. (…) За Джамбула трудилась целая бригада русских стихотворцев. среди них весьма знаменитые — Симонов, например. Уж они-то конъюнктуру знали хорошо. И писали так, что вождю и учителю нравилось. Разумеется, больше всего о нём, о Сталине, но и подручных не забывали, например Ежова. Песню о Ежове в своё время, помнится, очень хвалили. Стихоплёты писали торопливо, много. Когда кто-нибудь из „переводчиков“ выдыхался, его заменяли новым. И, таким образом, производство не останавливалось. Фабрику прикрыли только со смертью Джамбула».

За сравнительно короткое время литературный дуэт Джамбул — Кузнецов создал на русском языке приличное количество действительно хороших произведений. Незамысловатая технология работала следующим образом: молодой поэт Касым Тогузаков — литературный секретарь сказителя — переводил предложения Кузнецова на казахский, Джамбул импровизировал на их тему, Касым переводил эту импровизацию на русский, затем П. Кузнецов придавал ей стихотворную форму. Через пару лет к творческому процессу подключился К. Н. Алтайский-Королёв, поэт и публицист, официальный биограф К. Е. Ворошилова, написавший о нём две книги. Тот легко переводил с казахского, калмыцкого, белорусского, при этом никогда не жил в Казахстане и, судя по всему, никаких других языков, кроме русского, не знал.

Так появились на свет такие бессмертные шедевры, как, например, «Песнь о батыре Ежове»:

Кочуй по джайляу, лети по аулам,
Степная, гортанная песня Джамбула —
О верном и преданном сталинском друге,
Враги пред которым трепещут в испуге.

Любви своей к Родине он не изменит.

Как лучшего сына страна его ценит.
Он снится шпионам, злодеям заклятым,
Всегда — с обнажённым разящим булатом.

(…) Я славлю героя, кто видит и слышит,

Как враг в темноте подползает к нам, дышит.
Я славлю отвагу и силу героя,
Кто бьётся с врагами железной рукою…

(Пер. с каз. К. Алтайского, 1937 год)

Или гневный памфлет о Троцком:
Первого пса Троцким зовут,
Он кровожаден, бешен и лют.
Второго пса Зиновьевым кличут,
У третьего Каменева обличье.
А с ними шакалья семья поднялась
Из ям, где зловоние, падаль и грязь…

Апрельский номер «Мурзилки» за 1938 год открывался передовой статьёй: «Да здравствует советская разведка!», которая начиналась с призыва «Ребята! Наши славные чекисты во главе с Николаем Ивановичем Ежовым, народным комиссаром внутренних дел, разоблачили ещё одно змеиное гнездо врагов советского народа», а завершалась злободневными стихами Джамбула: