Меня и самого «задолбала» наша общага, но заначки было жаль. Раз это Элкина идея, пусть расходует деньги, полученные за аренду нашей новокузнецкой квартиры. И тут выяснилось, что заначки той нет и в помине. Оказывается, супруга без моего ведома наняла адвоката, который занимается ускоренной переброской в Германию Зинкиного семейства. Вначале тот обещал, что с задачей справится, слал Элке письма с отчётами о том, куда и кому он послал запросы, но ничего обнадёживающего в его писульках не было. Стало ясно: деньги ухнули в пропасть. Адвокат же, как та беззубая кляча из анекдота, виновато разводил копытами, повторяя: «Ну не шмогла я, не шмогла!».
Несколько дней я с Элкой не разговаривал. С Иркой тоже. Но, в конце концов, нашёл маклера. Вернее, он меня нашёл, шныряя по переселенческим общагам в поиске клиентов. Через два месяца мы уже въезжали в просторную трёхкомнатную квартиру с большой кухней, огромным балконом и раздельными ванной и туалетом, что в Германии встречается достаточно редко. Красивый четырёхэтажный дом находился в городской парковой зоне и был населён исключительно пожилыми немцами. То, что доктор прописал моей фрау.
Позже выяснилось, что прописал он совсем не то. Да, в подъезде была идеальная чистота. В доме ни у кого не было ни детей, ни животных. Лестницу мыли ароматным шампунем. Мусор тщательно сортировали. Никто не шумел, не ругался, не слушал музыку, не жарил на балконе шашлыки, не принимал гостей. Всему этому можно было бы порадоваться, если бы нам было лет по семьдесят. В крайнем случае, по шестьдесят. Но мы были намного моложе, особенно Ирка. Ей хотелось иногда привести в гости подружек, включить музыку, посмотреть вечером телевизор. Хотелось перед сном принять душ и высушить волосы феном. Иногда Элке нужно было включить миксер, чтобы сделать коктейль, или микроволновку, когда голодная, как волк, Ирка приходила с дискотеки. Всё это вызывало у нервных соседей бурный протест.
Они являлись к нам по одному и целыми делегациями. Жаловались, что Ирка под утро очень громко стучит по ступенькам своими каблуками, а по ночам шумно спускает воду в унитазе. Что мы, принимая душ после десяти вечера, нарушаем их сон. Что стены в доме очень тонкие, и соседей раздражает ночной гул моего компьютера, не говоря уже о телевизоре, работающем у нас до двенадцати ночи. Телевизор, по их мнению, должен находиться исключительно в гостиной, а не в спальне. Кроме того, я очень громко храплю и из-за этого фрау Цапф, живущая через стенку от нас, до утра не может уснуть.
Я понимал, что идеальный сосед – это тот, кто шумит в одно время с тобой, но до меня не доходило, почему этот дом престарелых дружно укладывается в постель уже в девять вечера, ведь никому же из них не идти утром на работу.
Дальше – больше. Стоило шаркнуть по паркету стулом, нам тут же стучали в батарею. Стоило в дневное время вбить в стену гвоздь, на пороге уже стояли недовольные. Соседи постоянно учили нас жить: то постиранное бельё Элка вывешивает на верёвке не симметрично, что очень утомляет их глаз, то зуммер нашего телефона неприятен и будит уже начавших почивать стариков, то Ирка громко смеётся, то сквернословит в подъезде. Стал разбираться с последней жалобой – оказалось, она произнесла слово «дерьмо», разговаривая с подругой по мобильнику.
В общем, достали они нас до спинного мозга. А после того, как Элка посоветовала соседям принимать на ночь снотворное или переселяться в дом престарелых, они составили коллективную жалобу, и из жилищного управления нам пришло письмо с предупреждением. Оказывается, мы регулярно терроризируем весь дом, не желая придерживаться норм, предписанных в арендном договоре.
Долго так продолжаться не могло. У одной из противоборствующих сторон должны были сдать нервы. Сдали они у нас. Элка уже боялась выходить из квартиры и ежедневно ревела. Ирка, наоборот, выходила часто, громко хлопая входной дверью. При встрече с очередной старухой Шапокляк окатывала ту презрительным взглядом и по-русски посылала её по всем известному адресу деловой удачи. Истинные арийцы тут же отреагировали, приклеив рядом с нашей дверью плакат: «Иностранцы, – прочь!».
Терпение наше лопнуло, и мы стали искать другую квартиру. Теперь уже в русско-турецком квартале, где аборигенов не должно было быть по определению. Через полгода мы уже жили в девятиэтажке одного из самых маргинальных районов города. Сбылась мечта идиотов!
То, что выбор этого района был ошибкой, мы поняли сразу. Уже во время переезда пропали некоторые из вещей, которые мы выгрузили из машины и ещё не успели занести в квартиру. По двору шныряли стада шкодливых детишек. Они переворачивали контейнеры с мусором, дрались, забрасывали на балконы жильцов петарды. Покоя в этом исписанном граффити доме не было ни днём, ни ночью.