Она оказалась права: отчубучили. К моменту прихода из Германии очередного разрешения на выезд Светка начала бракоразводный процесс со своим наркоманом, вынесшим из дома почти всё, что имело хоть какую-то ценность. Разводная бодяга длилась бесконечно: Коля развода не давал, уверяя судей, что они с супругой вот-вот помирятся, ведь пацанам нужен отец.
У Петьки возникла идея хорошенько избить зятя-наглеца, но остальное семейство признало её неконструктивной, так как, кроме свидетельства о разводе, Светке требовалось разрешение Херхрюкова на вывоз детей за границу, а он мог заартачиться.
Наступил девяносто шестой год. Мы с братом открыли свою фирму по продаже запчастей для автомобилей. Я сменил свою «шестёрку» на «девятку». И стал мне нужен тот отъезд, как рыбе зонтик. К тому же, любовь у меня появилась – медсестра Надя из нашей поликлиники. Чудо, а не женщина. Жаль, что разводиться со своим алкашом она отказалась, а то б я к ней сразу ушёл. Мы с Элкой к тому времени уж год, как не спали вместе: то у неё голова болит, то зубы ноют, то устала она зверски, то докучают критические дни, плавно перетекающие в месяцы… Я не скандалил: вольному – воля. Свято место, как известно, пусто не бывает.
А ветвь Вернеров по-прежнему жила надеждой встретить теперь уже девяносто седьмой год на родине предков. Но, видно, не судьба.
Неожиданно заболевает тесть, ложится на обследование и выясняется, что у него – цирроз печени. «Отъезжанты» паникуют, понимая, что смерть «паровоза» надолго затормозит движение «вагонов» к заветной мечте. На семейном совете принимается решение о переносе ответственной миссии с тестя на тёщу. По доброй традиции, в Германию отправляются новые документы.
Что думали о нашей семейке немецкие чиновники, получив очередную поправку, даже представить трудно. Возможно, крутили у виска пальцем. Возможно, смеялись. А, может, и радовались тому, что столь «ценное» для их страны приобретение, всё ещё тешит своим присутствием бескрайнюю «Сибирию».
За день до получения нами очередного разрешения на въезд в Германию скоропостижно умирает… тёща. Причиной её смерти стал оторвавшийся тромб.
После похорон начали чесать репу, что делать дальше. Я был единственным, кто голосовал за отказ от идеи переезда. Нет, правда, всем же уже понятно: судьба не благоволит – ставит подножки, козни строит, корчит рожи. Делает всё, чтобы мы остались на родине. Так зачем портить нервы, тратить деньги и время на то, что заведомо обречено на провал.
Отъезжанты меня заплевали, затюкали, забросали тапками, объявили пессимистом и паникёром. А миссию «паровоза» торжественно возвратили деду Эдгару. Тот уже был настолько плох, что ему было безразлично, где умирать. Ему-то, может, и безразлично, а Судьбе-злодейке нет. Ей было нужно, чтобы умер наш «паровоз» в Новокузнецке, за месяц до получения очередного разрешения на въезд в Германию.
После похорон отца Зинка с Элкой на какое-то время впали в прострацию. Но, будучи сильно упрямыми, вскоре оправились, бросившись оформлять документы каждая на своё семейство. Но чтобы получить звание «паровоза» семейных вагонов, нужно было сдать языковой тест.
Обе уселись за учебники и самоучители. Элка для надёжности ещё и репетитора наняла. Задница у неё оказалась железной: по четыре часа в день зубрила она глагольные формы, писала слова на карточках, развешивала по дому наклейки с названиями всех предметов на немецком, пыталась читать взятые в библиотеке детские книжки. Я её тогда даже зауважал – сам на такое просто не способен.
Наконец сёстры отправились в региональное консульство на экзамен. Вернулись удручённые. Элка моя сдала на «хорошо», получив заветный четвёртый параграф. Зинка же не сдала вообще, и въезд в Германию ей был заказан.
От обиды на судьбу она рыдала так, как не рыдала на похоронах родителей, меча гром и молнии на Германию, Россию, свою непутёвую Светку и даже на меня.
– Смотри, Женька, ты – русак, для Германии – вообще никто, – убивалась женщина. – Ты даже ехать туда не хочешь. А я, немка по рождению, должна в этом дерьме оставаться! Скажи, где справедливость?
Мы пытались её утешить, обещали, что в Германии наймём адвоката и вызволим её семейство из объятий родной земли, но Зинка впала в депрессию и слегла в больницу. Вышла оттуда тихая, прибитая, равнодушная ко всему. Даже к известию, что её Петька последние три года имел параллельную семью и решил уйти от неё, неудачницы и неврастенички.
В конце девяносто восьмого наша семья получила очередное разрешение на въезд. Как сказали бы юмористы, не прошло и шести лет… Я в это даже не поверил. Всё ждал подвоха, очередного взбрыка Судьбы. Но его не последовало.
Элка уже мельтешила с поиском квартирантов, а я искал покупателя на свою «девятку». Ещё раз переговорил со своей зазнобой. Та надежды на совместное будущее не дала: «Езжай, Женя. Я останусь с мужем. Без меня он совсем пропадёт». На нет и суда нет. Если алкаш беспробудный ей дороже, выходит, не любовь у нас была, а непонятно что.
Брат Витька тоже посоветовал ехать.