Жизненный цикл Евроазиатской цивилизации – России. Том 3

Во второй половине XVIII века дворянство ценой дворцовых переворотов добилось того, что торговый капитал получил нужные ему государственные гарантии, сильные армию и флот, и покровительственную политику. Не Голландия, а Франция; не деловитая практичность, не дешевое правительство чисто буржуазной страны, а пышное великолепие аристократического абсолютизма; не домик голландского шкипера, а Зимний дворец; не Петр в потертом камзоле, в матросском кабаке, а Екатерина на приемах, соперничающих с Версалем, – так завершилось государственное реформаторство XVIII века.

В течение последующих десятилетий развитие русской литературы сковывалось заимствованной ею формой французского классицизма XVII века. Это направление ориентировалось, как на образец на античную «классику», хотя классицизм и был вызван внутренними государственными потребностями своего времени. Свойственная французскому классицизму рационалистичность становится главным средством познания и для русских классицистов.

«Форма» русской поэзии XVIII века была воспринята в основном от поэзии французского классицизма, искусства периода монархии Людовика XIV. Монархии аристократической, централизованной, промышленной и торговой, культурной и воинственной. От этой монархии были усвоены: ее придворная пышность; ее парадная торжественность. Был усвоен и «пафос дистанции», господствовавший в ней между сословиями и разными ступенями иерархии высших сословий.

Россия XVIII века подражала Франции последних Людовиков в силу сходства социально-экономических и политических условий обеих стран. Все черты культуры торгово-аристократической монархии отразились и в ее искусстве и, в частности, в поэзии (особенно наглядно в «высокой» поэзии). Условный язык, пересыпанный мифологическими терминами, доступный пониманию лишь получивших утонченное образование дворян (недаром в кадетских корпусах обучали мифологии). Герои литературных произведений – исключительно цари, принцы, князья, дворяне. Литература от деловитого и грубоватого Кантемира пошла к пышным одам Ломоносова и Петрова, к высоким трагедиям Сумарокова, к героическим поэмам Хераскова. Тяжелая чинность оды, трагедии, героической поэмы, их не обычный, не разговорный, а совершенно особый синтаксис «высокого штиля», старинные слова в их языке, – все это отделяло людей, способных понять и оценить эту поэзию, от «черни», усиливая пафос дистанции. Этому пафосу дистанции служили: церемониал, этикет, костюмы и язык. Эти факторы резко отделяли дворянство от представителей третьего сословия: крестьян, мещан, купцов и буржуа, т.е. нетитулованных владельцев мануфактур и торговых предприятий. В этом пафосе дворянство черпало и уверенность в своем праве на власть, и сознание своего исторического долга, и почтение к иерархии в своей собственной среде.

М.В. Ломоносов внес большой личный вклад в развитие русской поэзии, прославившись, как выдающийся пиит и драматург. Его перу принадлежали такие известные произведения, как «Ода на взятие Хотина» (1735), «Ода на восшествие на престол Елизаветы Петровны» (1741), поэмы «Похвальное слово Петру Великому» (1755) и «Петр Великий» (1761), трагедии «Тамира и Селим» (1750) и «Демофонт» (1751), которые затем войдут в его «Собрание разных сочинений в стихах и прозе» (1752), а также знаменитые сатирические антицерковные трактаты «Гимн бороде» (1755) и «О пользе книг церковных в российском языке» (1757) и многие другие.

Оды М.В. Ломоносова – воплощенный миф об идеальном государстве, соединяющий образ государя, героической истории и природы, но не в конкретно-национальном облике, а в виде некой символической абстракции Мощи и Красоты. Государство – таков главный совокупный Герой оды. Тень божественного Петра витает над всем творчеством Ломоносова. Нет ни одной оды, где бы ни упоминалось легендарное имя, с неизменной гипнотизирующей настойчивостью не славилось дело Петрово. Для Ломоносова-одописца Петр – воплощенное божество: «Он Бог, он Бог твой был, Россия». Вместе с тем сквозь условно-религиозную терминологию проступают черты демократического Царя-плотника – образа, сделавшегося популярным несколько позднее.