«Со мной происходят удивительные вещи, которые я не могу ни понять, ни изложить; и, может быть, было бы лучше, если б я совсем ничего о них не знал и не говорил. Иногда я поражаюсь своей крайней немощи и нищете, какую и пред-ставить себе трудно. В другой раз я дивлюсь действенной во мне силе и тому, что я столь мирен и покоен, etc. Бо́льшую же часть времени я ничего не вижу и не разумею, так что, когда я хочу остановиться и размыслить, меня всё приводит в сму-щение; когда же прекращаю рассмотрение, я снова говорю и действую, как тот, кто совершенно уверен в себе и знает, что делает. Я совсем не понимаю, что это за путь, и не пом-ню, чтобы я читал о чём-то подобном. Никакие мои огрехи, даже вполне серьёзные, не уязвляют меня так, как малейшее
размышление о своём состоянии, или малейшая же забота о себе самом, или какая-нибудь самая незначительная попыт-ка помочь себе; из всего этого не выходит ничего, кроме вну-треннего наказания и беспокойства. Но как только я забываю себя и, предавшись Божией благодати, возвращаюсь к жизни в простоте, в тот же момент я становлюсь спокоен и доволен и обретаюсь “на своём месте”; и даже порой чувствую в сердце нечто благородное и великое, некую силу в немощи, ве́дение в неведении и единство в многоразличии. Я знаю, что некото-рые святые души выражали свой опыт в подобных словах; но нет! разница велика. Я не свят, а очень, очень беден и нищ; Го-сподь видит сие. Я бы пришёл в ужас, если бы моё состояние стали сравнивать с состоянием святых; и когда я пишу вам обо всём этом, дорогая сестра, я действительно ужасаюсь, что вы можете составить себе слишком высокое представление обо мне. — Но поистине не странно ли, что такие различные и даже противоречащие друг другу вещи могут быть в одном человеке? Как с ними быть? Как их согласовать? Я могу здесь лишь снова и снова повторить: Бог есть всесовершенное
Терстеген во всём полагался на мудрую и благую волю Божию.
«Вот моё дело (для которого ничего не нужно делать): чтобы я успокаивался в своём
«По своему устроению я склонен к одиночеству, ти-шине, отсутствию впечатлений и внутреннему единению с Богом. Так жить и значит для меня по-настоящему жить. Моё (как мне думается) место, моя пища, моё призвание — отстраниться и освободиться от всего, пребывать уеди-нённо в духе с Богом и как можно меньше соприкасаться с людьми, чтобы дать место только Господу, Который один есть всякая истина, сила, жизнь, спасение и блаженство. Как дороги мне такие мгновения! Но только всё идёт так, как будто мне нарочно мешают вкушать мою пищу в мире и покое. Впрочем, когда я даю что-то другим (точнее гово-ря — мне кажется, что даю), я сам порой получаю нечто. Я знаю, что моей пищей должна быть воля Божия; но как её понять? Я хочу сказать, что далеко не всегда вижу, в чём она состоит; и нередко меня обуревают мысли, а правиль-но ли поступает человек такого устроения, как моё, что он всё своё время расточает на других. Но я уже сам устал от своих жалоб; надеюсь, что они подвигнут вас, дорогая се-стра, усилить молитвы за меня, дабы мне предаться исклю-чительно воле Божией, ибо я ничего иного не желаю, как угодить Господу. И ещё раз скажу: я ничего иного не же-