И собрали мы сколько могли денег и пришли в село живы-здоровы[28]
. И сбросив с долга, остался дядя мой должен 400 грошей[29]. И переложили их на меня, чтобы выплачивал их я. А когда пошел я в Царьград, родичи мои расхитили большую часть домашних вещей и припрятали их. И пришли заимодавцы дядины с судьей турецким описать домашние вещи[30], но мало чего нашли. И думали, что я их укрыл, и судья велел бить меня на фаланге[31]. А сельский «князь» —староста[32] не дал меня, так как знал, что я неповинен. И заковали меня в железные цепи и держали взаперти три дня, доколе не собрали еще малое нечто родичи мои. И отпустили меня. И добились отстранения от церкви[33], будто я утаил нечто. И пошел я в Шумен к владыке оправдаться[34]. И едва не убили нас разбойники на пути[35]. Еще прежде чем собрались те заимодавцы взыскать с меня за скотину, принудили меня родичи мои жениться, потому что не было кому смотреть за мною. И я, будучи восемнадцати лет, молод и глуп, не знал, что дядя мой останется должен и что захотят переложить весь его долг на меня. Имел я немного денег и купил дядин дом при жизни его. И, женившись, растратил деньги, имея надежду на ремесло свое. А после, когда судом переложили тот долг на меня, не было у меня гроша сбереженого. И доколе выплатил я тот долг, сколько нужды испытал и бедственное и скорбное житие прожил, сколько укоров претерпел я от жены моей, потому что была она несколько горделива. И надумал я оставить и дом, и жену и пойти вниз по селам[36] на заработки, от всего избавиться. И услышали некоторые из первейших чорбаджиев[37], что я хочу уйти, позвали меня и сказали: «Не ходи никуда, а будь здесь. В эти дни хочет приехать к нам наш владыка[38]. И мы попросим его сделать тебя священником». И на третий день приехал архиерей[39], и они попросили его. И он тотчас изволил рукоположить меня[40] в воскресенье. И дали ему семьдесят грошей[41]. И была дана в среду эта плата, и я готовил к воскресенью потребное. В пятницу вечером пришел эконом[42], принес мои деньги и сказал: «Знай, что владыка не поставит тебя в священники, потому что кто-то другой дал ему сто пятьдесят грошей, и он того хочет рукоположить». Какая скорбь и печаль охватили меня: ведь я исповедался у духовника, взял свидетельство и приготовил все потребное[43]. Но кому поведаю эту скорбь мою? Пошел я к тем людям, что просили владыку и деньги дали. И они пошли и дали еще тридцать грошей. И рукоположили меня в лето 1762-е 1 сентября[44]. И как умел я немного читать, другие священники ненавидели меня, потому что все они в то время были пахари[45]. И по безумной своей молодости не хотел я им покоряться, так как они были простые и неученые. А они клеветали на меня архиерею, и сколько раз запрещал он меня[46], и ненавидел меня. И имел архиерей протосингела грека[47] неученого и бескнижного, он меня весьма ненавидел, ибо это вещь природная: ученый человек любит ученого, и простой — простого, а пьяный — пьяного. И так неспокойно несколько лет проводил я житие мое.