Жизнеописания трубадуров

Пистолета[316], другой его придворный, обращал свои песни госпоже Сансе из провансальского дома Вильнёв и другой, из дома Шамадье ан Дофинэ, а еще дворянской жене де Гримо из Генуи и еще одной, происходящей из домов Кастильон и Бранкас и д’Эсларрон в Провансе. Всем им он выказывает в последней строфе обращенных к ним песен пожелание иметь сирийского голубка, подобного Магометову, дабы посылать с ним вести[317].

Все вышепоименованные пииты процветали во времена вышереченного графа Пуатевинского. Те, что были при его дворе, скончались, отравившись водой из колодцев и источников, испорченных прокаженными и иудеями, мстившими графу Пуатевинскому, нареченному Филиппом Длинным, который, став королем Французским по смерти брата своего Людовика Ютена[318], изгнал их из Франции. Некоторые из оных иудеев удалились в Прованс, а было сие в лето 1321-е[319], как о том весьма пространно повествует Монах Златоостровский, плохо сие изложив и записав, а такожде от Святого Цезария.

LX. О ПЕЙРЕ РОДЖЬЕРЕ [320]

Пейре Роджьер был каноником в Клермоне. Монахи Златоостровский и от Святого Цезария (которые своей влиятельностью и славою превзошли всех, кто писал о наших провансальских пиитах, но не приводят сему никакого основания) говорят, что он был каноником в Арле и в Ниме. Оставя священство, ибо, быв молод, красив и знатного роду, он уверовал, что ему будет больше проку в миру, нежели в монастыре, где он видел лишь всяческие мерзости, скуку и распри между монахами, и, покинув монастырь, предался поэзии на нашем обычайном провансальском языке и стал комиком, сочиняя прекрасные и искусные комедии, кои с великою пышностью представлял при дворах князей и вельмож[321]. Все, что он сочинял и придумывал, почиталось за доброе и веселое. Он прибыл ко двору Эрменгарды Нарбоннской, жены Роджьера Бернарта, графа де Фуа[322], дамы великого достоинства, прекрасной и обученной грамоте, от коей Пейре Роджьер получил многие дары и милости и влюбился в одну из придворных девиц графини по имени Югетта де Бо, прозванную Боссетой, дочь Юка де Бо[323], которая потом вышла замуж за Блакаца де Бодинара, владетеля поместья Оль в Провансе, и ради которой он пел много прекрасных песен. Монах от Святого Цезария говорит, что он, Пейре, получал от нее великие милости и последние доказательства любви, чему не должно верить, ибо в одной песне, которую она ему послала, говорится, что она нимало не увлекалась, ниже считала приятным ничего из им сочиненного. Каковая песня начинается:

Не трогают твои стихи нимало,
Мне дела мало, что и рифмы слабы,
Сумей же сделать так, что я могла бы
Их полюбить: тогда б я им внимала.

Такожде и Монах Златоостровский говорит, что она послала ему сию песню с иными намерениями, а не токмо ради прикровения любви, и что Роджьер отправил ей сочинение "Противу неумолимой дамы". Монах от Святого Цезария, прослеживая жизнь Роджьера, говорит, что оный процветал во времена короля Роберта Сицилийского, графа Провансского, и свидетельствует, однако, что вышереченный Роджьер находился в городе Грассе в Провансе, когда антипапа Пейре де Корбариа, нареченный Николаем V, в одной из проповедей, которую он произнес в церкви, гласно отрекся от своих заблуждений[324], что сталось около лета 1330-го, в каковое сей несчастный Роджьер был по навету предательски умерщвлен родичами госпожи Югетты.

LXI. О ДЖАУФРЕ де ЛЮКЕ [325]

Джауфре де Люк – дворянин, родом из Лукки же, славный пиит своего времени, писавший на языках латинском, греческом[326] и на родном простонародном провансальском, был всю свою жизнь влюблен в дворянскую жену, свою соседку из дома Флассанов по имени Фландрина, которая потом вышла за мессира Рейнуара де Флассана и которую он именовал в своих сочинениях Бланкафлор[327], изобразив ее (как о сем свидетельствует Монах Златоостровский) ученой и сведущей и показав, как должно чтить превосходство ее поэзии, поскольку в присутствии державных пиитов, как мужчин, так и женщин, она весьма часто вступала в пиитические прения. А через некоторое время он перестал восхвалять неблагодарную. И не быв в силах оставить свое упрямое желание, ибо был лишен свободы, удалился, беспрерывно обвиняя сию жестокую и ее неблагодарность за то, что от чрезмерной любви к ней он привык заблуждаться на сей предмет, и что красота ее была токмо лишь скрытым облаком, как то он и открывает такими стихами:

От ней, жестокой, ничего мне несть.
Ведь в мире сем бывает уйма бед,
Навеки ей служить я дал обет,
Да вдруг узнал – не дорога ей честь.