Во всем, что касается старопровансальской куртуазной литературы, процветавшей на юге Франции на протяжении ХІІ-ХІІІ веков, обнаруживается любопытный парадокс. С одной стороны, обилие сведений, которые можно получить не только из песен трубадуров, но и из их средневековых жизнеописаний, начатых составлением в эпоху упадка этой поэзии в середине XIII в. Начиная с XVI в. эти сведения кропотливо систематизировались и обрабатывались сначала итальянскими, а спустя два столетия и французскими эрудитами, так что к началу XIX в., ознаменовавшему переход к научному изучению трубадуров, был уже накоплен огромный материал. За прошедшие с тех пор два столетия наши знания о них были значительно углублены и расширены, а сама "провансалистика" превратилась в разветвленную и чрезвычайно разработанную науку под стать классической филологии[1]
.С другой стороны, несмотря на разработанность отдельных ветвей этой науки, неясными остаются такие кардинальные проблемы, как история появления трубадуров на европейской сцене и даже самое значение слова "трубадур", этимология которого может объясняться по-разному. По-видимому, это слово связано не только с обычным значением глагола trobar – "находить" (в значении "изобретать", "находить новое"), но и с узкоспециализированным позднелатинским глаголом (con)tropare со значением "сочинять тропы", т.е. неканонические вставки в литургические гимны, исполнявшиеся во время церковной службы. Такое происхождение слова "трубадур" обнаруживает непосредственную связь провансальской лирики со средневековой латинской литургической поэзией, – связь, которая подтверждается многими данными, особенно метрическими и строфическими формами песен ранних трубадуров и их музыкой. Другие, конкурирующие теории "происхождения" поэзии трубадуров поочередно возводили ее истоки к фольклору, античной и средневековой латинской литературе, наконец, к строфической арабоандалусийской поэзии, получившей распространение в соседней Испании.
Трубадуры – поэты, слагавшие свои сочинения на народном языке юга Франции, получившем название "провансальского" (хотя область его распространения охватывает территории не только собственно Прованса, но покрывает Перигор, Лимузин, Овернь и т.д.), и исполнявшие их при феодальных дворах южной Европы. Насколько новаторским было обращение трубадуров, до которых стихосложение, в области высокой поэзии, практиковалось только на "вечной", "неизменной" латыни, к языку народному, разговорному, читатель может заключить хотя бы по многочисленным замечаниям, рассыпанным в латинской части наших "Дополнений": спустя приблизительно двести лет после зарождения провансальской поэзии Данте посвящает этой лингвистической контроверзе трактат "О народном красноречии" (отрывки, касающиеся трубадуров, приведены в Дополнении втором, III), а Франческо да Барберино в предисловии к своим "Предписаниям Любви" все еще подробно рассуждает о том, почему он решил использовать "рифмованные стихи на народном языке" для основной части своего сочинения и "латинскую прозу" – для комментария (там же, IV, 3); Гальфред Вандомский же, говоря о не дошедшей до нас эпической поэме, со всевозможными уступками объясняет, что автор сложил ее "на материнском, я бы сказал, языке, размером, распространенном в народе, чтобы тот все полностью понимал... и используя народную речь, он, тем не менее, нисколько не утратил свойственной ему утонченности..." Все это живо свидетельствует о том, что проблема пригодности народного языка для "настоящей" литературы продолжала жить в сознании писателей на протяжении еще нескольких поколений после появления трубадуров[2]
.