Жизнеописания трубадуров

Короток день и ночь длинна[666]

,Воздух час от часу темней[667];
Будь же, мысль моя, зелена
И плодами отяжелей.
Прозрачны дубы, в ветвях ни листа,
Холод и снег, не огласится дол
Пением соловья, сойки, клеста.

Но надежда мне все ж видна,

В дальней и злой любви моей[668]:
Вставать одному с ложа сна
Горько тому, кто верен ей;
Радость должна быть в любви разлита,
Друг она тем, кто тоску поборол,
И тех бежит, в чьих сердцах темнота.

Мне ль не знать, что любовь вольна

И толстить, и худить людей:
Тем – полезна, этим – вредна,
Этот – смейся, тот – слезы лей;
Дар любви – ничьим другим не чета:
Не так желанен шотландский престол
Мне был бы, как от нее – нищета.

Мною проиграна война,

Ибо можно ли быть правей
Той, кем доблесть обновлена?
В ней источник моих скорбей:
Прикажет молчать – не открою рта,
И то боясь потерять, что нашел.
Забыться бы – так гнетет маета.

Но стань ко мне дама нежна

В меру учтивости своей,
Буду вознагражден сполна
За лишения этих дней;
Ни лесть не мила мне, ни суета:
Не как влюбленный себя я повел,
Но ждать признанья готов лет до ста.

Коль достоинств ее казна

Всех сокровищ мира ценней,
То, приблизься ко мне она,
Стану первым из богачей;
Зато, в роли нищего иль шута
Прежде не быв, мог бы смешон и гол
Стать – по мановенью ее перста.

В ней с весельем совмещена

Сладость куртуазных затей;
Радостью сверходарена[669],
Властелинов она славней;
Слуги ее – вежество и красота:
Урожай служенья любви тяжел,
Сама же любовь, как снега, чиста[670].

Я верю, нельзя покидать места,

Где больше, чем Францию, ты обрел,
Когда молвили "да" ее уста.
Аудрик, песня Овернца проста[671]:
Претят ему те, кто в любви отцвел,
Как пышный бутон, чья завязь пуста.

Кансон не слагал он вовсе, ибо никакая песня не называлась тогда кансоною, а только стихом[672], кансону же первую сложил эн Гираут де Борнель[673]. И сеньоры все достойные и благородные дамы, какие были тогда, принимали его с превеликим почетом, и до того самого времени, пока Гираут де Борнель не процвел, считался он лучшим трубадуром на свете. В песнях своих себя он сильно нахваливает, других же трубадуров бранит. Так, в одной из строф сирвенты, им сложенной, говорится:

А о Пейре Овернце молва[674]

,Что он всех трубадуров глава
И слагатель сладчайших кансон;
Что ж, молва абсолютна права,
Разве что должен быть лишь едва
Смысл его темных строк прояснен[675].

Долгий свой век коротал он среди людей знатных, как свидетельствует о том Дофин Овернский[676], родившийся в его время, а под конец принял постриг и умер монахом.

XL ПЕЙРЕ РОДЖЬЕР [677]

Пейре Роджьер был клермонский каноник, родом же дворянин, муж превосходный, ладный, в науках сведущий и одаренный природной смекалкой. Бросил он приход свой, и стал жонглером, и пошел странствовать по куртуазным дворам, где песни его пользовались хорошим спросом[678]. И вот пришел в Нарбонну он ко двору мадонны Эрменгарды[679], каковая пользовалась в те дни громкой славой, и та прекрасный оказала ему прием и всячески приветила. И полюбил он ее и стал ее воспевать в песнях и кансонах, каковые благосклонно она принимала. И прозвал он ее "Ошибка Ваша"[680].