Жнец и его тень

— Хм... — улыбнулся, как ребёнок, которому только что дали конфетку. — Ну нельзя же так сразу. Я пару дней подумаю, а потом скажу тебе, лады?

— Лады, — довольный собой, Олег присел на диван, откинулся на спинку, пристраивая ушибленную голову. Мелочь, заживёт. Кажется, сегодняшний эксперимент прошёл не просто хорошо — а блестяще.

Глава 37. ♛ Костры Старохронска

Своего младшего брата княжич возненавидел почитай с самого рождения — за то, что тот отнял у него матушку. Он слыхал, что княгиня-то и первые роды с трудом пережила, а в этот раз в пару дней как лучинка сгорела. А хуже всего, что казалось, будто не только без матери остался — но и без отца. Где это видано, чтобы младенец в отцовских покоях спал, и тот посреди ночи к нему вскакивал? Небось, к старшему, ни разу не подошёл... Казалось, будто всю нерастраченную любовь к матушке перенёс на ребёнка, будто сын у него только один. А второй так — наследник...

— Опять уходишь?! — не сдержавшись, крикнул княжич в спину отцу, когда тот, заслышав крик братца, оборвал и так редкий разговор и пошёл прочь, — тебе совсем нет дела, как я живу, чему научился?

Князь обернулся, нахмурил брови:

— Тебя шестнадцатый год пошёл, уже не мальчик — но мужчина! Хватит уже за родительский подол цепляться! Постыдное дело — на дитя несмышлёное сердиться!

— И что с того? Надо мной ты и в младенчестве, как рябая наседка, не трясся! Слова доброго не сказал, только поучения да назидания! Один Велеслав обо мне печётся, всегда утешит да выслушает! Лучше бы он был моим отцом!

Лицо князя побагровело от гнева:

— Видать правда чего упустил в твоём воспитании! Не будущий князь вырос, а боярышня избалованная! Ты или за ум возьмись, покуда брат не подрастёт, или я ещё подумаю, кому княжество доверить!

— Лучше бы ему вовсе не рождаться на свет!

Не удостоил его отец больше ни единым словом. По щекам потекли крупные злые слёзы — княжич их порывисто смахнул, чтобы слуги не увидали. Вроде терем большой — а сердца никому особо не откроешь. Был одно время дружок — сын прачки, но князь обоих сослал в посад, мол негоже княжичу с прислугой брататься. Бояре, кто помельче, лебезят, кто породовитее — важничают и жизни учить пытаются.

Один выбор, куда пойти — к Велеславу. Как шесть лет назад от мучительной смерти спас — так подле него и остался. Лучше наставника нельзя и желать — когда грамота княжичу не давалась, всё растолковал, когда отец попрекал, что лук как холоп деревенский держит, Велеслав слова дурного не сказал, просто за руку взял, хват поправил. Вот и сейчас он вошёл к наставнику без стука, на кровать подле сел, в грудь носом уткнулся. Сегодня от него пахло полынью и вереском.

— За что батюшка со мной так? Всё брат да брат... Сегодня вовсе сказал, что может и княжество не доверит, что я не сын ему, а недоразумение...

Не удержался — всхлипнул. И тут же голову в плечи втянул, ведь как бы князь такое услышал — снова бы осерчал. Велеслав мягко коснулся пальцами непослушной пряди у виска:

— Мой бедный княжич. Больно слышать каждый раз, убеждаясь, как родной отец тебя не любит.

— Но почему... почему... разве не положено родителям любить своих детей?

— Всякое бывает, — в окно взглянул, о чём-то горьком будто задумался, потом в глаза посмотрел, пронзил взглядом насквозь, — но ты должен быть сильным. И тогда ты всё сможешь, со всем справишься.

Вроде бы не сделал ничего, громких речей не сказал, а будто правда стало легче — всегда Велеслав слова находил, чтобы поддержать слабеющий дух.

К вечеру он, неся извечную службу, в светлицу пришёл — ветра усмирить. Как взъелись они на княжича — ни дня покоя не давали, покуда Велеслав их прочь не отсылал, не смели силы природы перечить слову чародея. Хорошо, когда такой наставник рядом — иначе мог вовсе без сна остаться. Батюшке-то никакого дела нет.

Но посреди ночи ветра завыли вновь — не как всегда, а гулко, протяжно — о чём-то предупредить силясь. Княжич ноги в сапоги спустил, дверь приотворил — пахнуло навстречу сухим теплом.

Слуги мимо носились с баграми и вёдрами, его увидали — заголосили:

— Беги, князь, беги!

Князь? Князь?! Сердце будто сжало ледяным обручем. Увещеваний не слыша, побежал он навстречу пламени, к батюшкиным покоям. Стена огня огрызнулась, хлестнула по лицу нестерпимым жаром.

— Отец! Отец!!!

Как же это? Вот только днём он рядом стоял, а теперь — всё, сгинул? И нет больше надежды, что однажды от души похвалит, гордость за сына в глазах не засветится. А горше всего, что в ссоре расстались. Так ведь и уйдёт к богам с тяжелым сердцем!

Кто-то обнял за плечи, прочь оттащить попытался. В былые годы эти руки казалась крепче камня, но сегодня боль придала княжичу сил. Вырвался, сделал шаг к пламени. Велеслав его за запястье ухватил, дёрнул со всей мочи. Не удержался княжич на ногах, на грудь наставника упал, вцепился в рубаху:

— Ты же чародей! Потуши его, потуши!