Жнец и его тень

— Я просто очень испугалась. В тот момент мне казалось, что все вокруг должны разделить мои чувства... вот и сорвалась на тебе. А ты... ты видишь смерть каждый день и всё равно находишь в себе силы говорить какие-то очень хорошие, приятные вещи, улыбаться... и мне даже начинает казаться, что ты нормальный. В смысле... такой же человек, как все, с обычными бытовыми проблемами и... прости, опять глупости какие-то говорю...

Еще недавно жнец, казалось, был готов отпустить её навсегда — а сейчас не дал договорить, притянул к себе, заключил в объятия, как будто хотел оградить от всего мира.

Кривились прохожие, вынужденые обходить их, застывших посреди тротуара, по дороге проносились машины, где неподалёку провыла сирена...

Всё это не имело ни малейшего значения. Каждый раз, разрешая себе сделать хоть шаг, чтобы стать к Варваре чуточку ближе, жнец опасался, что едва приоткроется завеса тайны, когда он вдруг не сможет притвориться человеком — и его восхитительный воздушный замок растает без следа.

И сегодня, только что, он перестал бояться.

Осталось только пообещать:

— Я очень постараюсь быть нормальным. Для тебя.

Глава 15. ♜ Княжеский дознаватель

Когда год сворачивал к осени, из далёких земель возвращались купцы, везя с собой чужеземные товары: ромейские, греческие... всякие разные. Корабли да караваны заходили в города, и затевалось даже не торжище, а целая ярмарка!

Страже, конечно, в такие дни нужно держать ухо востро — карманники да мошенники, и свои, и заезжие на таких сборищах на год вперёд поживиться стараются. Зато простому люду раздолье: везде шатры цветастые, диковинки невиданные, на пристани не протолкнуться, гусляры и скоморохи представления дают на каждом шагу.

Велеслав, как положено, в кольчуге, при оружии, неспешно прохаживался меж торговых рядов, то и дело вышитый плащ поправляя. Неудобный он, собака, за меч цепляется, по земле метёт, но сотник сказал всем десятникам надеть обязательно, пусть гости дорогие полюбуются, какой у них город нарядный да величавый.

Зато матушка как увидела — так и умилилась.

«Какой ты у меня, сынок, красивый, сразу видно — жених!»

Кто про что, а Ждана про свадьбу. Похоже, гнетёт её дело незавершённое, как камень не шее. Вот даже кажется, что скорее бы уж встретить свою наречённую, чтобы не приносить жизнь молодую в жертву матушкиному спокойствию...

— Ты только глянь, как выплясывает, будто шило в штанах!

Сызнова Хан тут как тут, торчит прямо посреди ярмарки, на чью-то телегу локтем опираясь, да на выкрутасы скоморохов смотрит.

— Ты чего здесь делаешь, окаянный? — взъелся на него Велеслав. — А ежели нас вместе увядит?

— За плащик свой да конуру в казармах переживаешь? — в ответ съязвил степняк. — Так чего ж неделей ранее причитал: «Не могу я так! На кой мне оно?»

— Причитать-то причитал, а всё ж таки вытерпел, так что не отправляй мои страдания коту под хвост, — Велеслав тоже был не лыком шит.

— Ты зазря страху не нагоняй, — отмахнулся Хан. — На ярмарке и ордынец желанный гость, ежели у него звонкие монеты водятся. Дело у меня к тебе. Сдюжишь — героем сделаешься, как хотел.

— И какое такое дело?

— Петушка на палочке купишь — скажу.

Велеслав аж поперхнулся:

— Вот же ж гнусный вымогатель! Только что про монеты распинался, а сам, значит, с пустыми карманами ходишь? Совсем что ли совесть потерял?

— Невозможно потерять то, чего никогда не было, — заулыбался степняк самодовольно. — Да ты не жадничай, заплати своему чёрту за услуги.

— Признался-таки.

— Просто решил, что сравнение мне приятно.

Врезать ему по наглой морде захотелось до невозможности. Но он на службе, люди смотрят, силы, как вспомнилось, не равны, да и любопытно, что греха таить, что у него за дело такое...

Махнул Велеслав на Хана рукой, мол, твоя взяла, да пошёл лоток со сластями искать. Только расплатиться успел, Прасковья плывёт лебёдушкой. Сарафан лучший надела, в косу лента шёлковая вплетена. Смотрит из-под ресниц украдкою.

— Ты, Велеслав, чего тут? Тоже на ярмарку?

Улыбнулся он девушке вежливо, ничего не обещая:

— Служба у меня. Твой покой от лиходеев охраняю.

А всё равно на свой счёт приняла, зарделась:

— Когда ты на посту, мне ничего не страшно. Ой, а кому это ты петушка купил? Неужто... возлюбленной?

Последнее слово молвила с придыханием, словно надеялась на что. На беду свою замешкался Велеслав с ответом.

— Мне купил, — откуда ни возьмись Хан объявился, леденец отобрал да в рот напоказ засунул. — Думала, только дефушкам слафти полофены?

Изменилась Прасковья в лице, сморщилась, будто уксуса выпила:

— Чокнутый.

И удалилась, гневно мотнув косою.

— Ну и пошто ты девицу обидел? — Хана стыдить — что воду в ступе толочь, да удержаться никак невозможно.

— А тебе какая печаль? Ты ж на ней жениться не собирался, а теперь она и сама тебя десятой дорогой обойдёт. Или на всякий случай всё ж-таки стойло запасное готовил?

— Куда уж ордынцу, что такое любезность, понимать!

— Ой, вот чья бы корова мычала, ведьмин внучок!