– В моей жизни, к сожалению, не было сильных потрясений, выпавших на твою долю.
– К счастью, что не выпали. А о себе ты зря так плохо думаешь. Вот ворвутся сейчас сюда бандиты, ты же, не раздумывая, отдашь за меня жизнь?
– Безусловно!
– То есть, ты с лёгкостью даришь мне самое дорогое, что у тебя есть, а принять от меня…
– От нас, – спокойно добавила Софья.
– Да, от нас! – Улыбка радости от взаимопонимания с женой на долю секунды осветила лицо Лёни. – Принять от нас на самом деле безделицу – это выше всех твоих нравственных ценностей?
– Нет.
– Или что-то за эти годы изменилось?
– Нет.
– Может быть, Александр Леонидович чем-то или как-то задел твоё самолюбие? И ты обижен не семью Фирсановых?
– Ты что, совсем с ума сошёл! – крикнул Саша. – Александр Леонидович святой человек!
– Так получается, что дело в тебе, а не во мне. А я, грешным делом, мечтал, что в какой-нибудь момент наши прекрасные жены по-настоящему блеснут, если им представится случай. А мы с тобой будем ими тихо гордиться.
– Они и без бриллиантов хороши!
– Полностью согласен! – улыбнулся краешком губ Фирсанов.
– Лёня, мой муж прекрасный человек, и не мне об этом вам говорить. Ваша семья для него свята. Нам с Сашей не хотелось, чтобы безумно красивое украшение когда-нибудь встало непреодолимой стеной между нами, – встала на защиту мужа Ольга.
– Оля, как же я рад за Сашку! Такая жена! Кроме моей семьи и вашей, у меня больше никого нет.
– Мне больше нравится, когда близкие ко мне обращаются на ты.
– Брудершафт? – вдруг преобразившись, игриво спросил Фирсанов. – Напьёмся?
– Конечно, но позже! – засмеялась Оля.
– Сашка, не убьёшь? – скосил глаза на Краснова Леонид.
– Посмотрим, посмотрим! – чувствуя перемену, оживился Краснов. – А то из сундука вытащу востру саблю и буду тебя гонять по двору. До обоюдного изнеможения.
– Я только хотел поделиться с близкими мне людьми. – Леонид снова взял со стола коробочку и стал вертеть её в руках. – Ещё раз?
– Ещё чего! – шутливо возмутился Краснов. – Мы за этот разговор с ней сроднились. Не знаю как Оля, а я так очень.
– Я буду давать тебе её поносить, – успокоила мужа Оля, – но дома, перед сном. Будешь цеплять её на пижаму.
Все захохотали, живо представляя картину, как Саша гордо вышагивает в пижаме по спальне с брошью на груди.
– Вот и чудно! – сказала Соня. – А теперь – перекрёстный брудершафт!
Выпили. Саша с Софьей, Лёня с Олей. После троекратных поцелуев Фирсанова весело подвела итог:
– И я думаю, что более мы никогда не вернёмся к этому разговору, а станем жить, как одна большая семья!
– Всегда об этом мечтал, – со слезами на глазах сказал Краснов.
– Какой же ты у меня неисправимый романтик! – Чмокнув Леонида в щеку, счастливая Софья прижалась к нему.
Купив поместье в Крыму, Фирсанов настоял, чтобы обе семьи переехали туда на постоянное место жительства. Поскольку в столице их ничего не держало, то переезд осуществили достаточно быстро. С удивлением ходили по светлым комнатам, ещё хранившим запах свежей побелки, цокали языками и восхищались новым жильём. Виды были отменные: за спиной подымался громадина Ай-Петри, а перед глазами шумело и плескалось синее море, по недоразумению названное Чёрным.
В первый же вечер после новоселья Лёня открыл Саше свою главную тайну: это не всё, чем они обладают. Часть камней ждёт их в зулусской деревне под бдительным оком Вани. Так что, в любом случае, увлекательного путешествия в Африку не избежать. Лишь немного подрастут дети.
Леонид прижался щекой к обложке дневника, а потом аккуратно раскрыл его. Он хрустнул и чуть не рассыпался. С пожелтевших, местами заляпанных страниц в лицо дыхнул обжигающий сирокко. Часть чернил почти выцвела, часть размыло влагой, но разобрать слова было можно. Каждая строчка, несмотря на скупость слов, как нить разматывала клубок, в мельчайших подробностях раскрывала эпизод за эпизодом.
Фирсанов листал и чувствовал под пальцами жгучее солнце, раскалённый песок, скалы и горы, изумрудные леса, кислый запах пороха, победные крики добровольцев из Европейского легиона. Воздух, жарким каскадом обрывающийся с горизонта, стекал на маленький оазис. Он воочию видел черные пальмы на фоне закатного солнца, чёрную вереницу верблюдов, стремящихся в долгожданный оазис. Восхищённые глаза Кахины. Тамтамы утробно и гулко отбивали свою манящую, завораживающую дробь, воины Мпанде вышли в круг исполнять свой, полный мужества и воинственности, ритуальный танец.
Фирсанов испуганно захлопнул дневник. Он боялся части своих воспоминаний, но больше всего испугало то, что его с неудержимой силой потянуло туда, где он был по-настоящему свободен. Глянув из-под ладони на счастливую жену, веселящихся детей, иронизирующего друга, он с восторгом ощутил, как любовь и счастье пронизывают его жизнь, его сердце, его душу. Он поднял лицо вверх, блаженно подставляя его солнечным лучам.