Жребий изгоев

– Ну и что? – пожал плечами гридень. Словно точку поставил. Спокойно поднялся и сказал, задумчиво, словно до сих пор сомневаясь, верно ли делает:

– У меня для тебя есть кое-что…

Меч князя Ростислава Шепель узнал сразу же. Тут же и вспомнилось, откуда он у князя взялся – рассказы о подарке от самого древлего князя Божа (или духа его, хотя разницы особой никто из воев не видел) в дружине были на слуху у всех, и Шепель, едва придя в позапрошлом году на службу, сразу же их наслушался вдосыть.

Он шагнул к мечу, но тут же остановился, глянул на славяту косо:

– Так он у тебя? А я думал…

– Думал что?

– Что его с князем вместях похоронили.

– Нет, – Славята коротко усмехнулся. – Ростислав Владимирич не велел того. Мне не велел. И мне же приказал проследить, чтобы меч попал в надёжные руки.

– Это как? – мигнул Шепель. – В какие это – надёжные? Разве ж не княжичу Рюрику теперь надлежит тем мечом владеть?

– Да ему, вестимо, – с досадой бросил Славята. – Не так я выразился. Рюрик сейчас в полоне. И меча ему пока не видать… даже если бы и не в полоне был, ещё лет пять. Мы уходим к Всеславу, и что там с нами будет – невестимо. Кто-то должен его для Рюрика сохранить. И потом ему передать.

Шепель приподнял бровь, всё ещё не понимая, куда клонит воевода.

– Ты про что, Славято?

– Я оставлю меч тебе.

– Как это? – оторопел Шепель. – Почему мне-то? А ты, а Вышата, Порей?

– Вышата, Порей, – криво усмехнулся воевода. – Вышата с Пореем сейчас далече. Они враз как князь умер, из Тьмуторокани ушли – в Киев подались, к Изяславу Ярославичу.

– Вон оно как, – только и смог выговорить поражённый бродник.

– Кабы только так, – Славята злобно теребил ус.

Услышав рассказ воеводы об истреблении полоцкого посольства Вышатой и Пореем, Шепель потрясённо опустился на лавку.

– Как?! Как такое может быть?!

– Видно, может, – Славята холодно глянул из-под косматых бровей.

– Но всё равно не понимаю, почему я, – Шепель помотал головой. – Велика мне та честь, воеводо!

И впрямь, со стороны намерения Славяты казались какими-то странными – Шепеля всего год назад князь опоясал и сделал воем. Великовата честь.

– Ты был верен ему паче нас всех, – Славята смотрел прямо и беспощадно. – А уж тем более – паче Вышаты.

– Но почему не князь Всеслав, к примеру? Он был другом Ростислава Владимирича, ему меч тот для Рюрика и хранить!

Славята несколько мгновений смотрел на Шепеля, словно не понимая, что именно тот сказал, потом разомкнул пересохшие губы:

– Я даже не подумал об этом, а сразу подумал о тебе. Видимо, это воля самого меча – слышал, небось, что у оружия есть своя собственная воля? И не спорь, Шепеле, видимо, так надо.

Бродник понял, что спорить напрасно и сник.

Эпилог. Осколки. 1. Русская земля. Окрестности Киева. Берестово. Весна 1066 года, сухый

Киев остался позади. Копыта коней звучно ломали наст, сыреющий весенний снег ошметьями летел вверх и в стороны. Княгинин возок весело скользил подрезами по утоптанной дороге, вот только на душе у Ланки совсем не было весело. Княгиня съёжилась в глубине возка, накрылась меховой полостью.

Неизвестность страшнее видимой опасности. Никакой опасности для себя Ланка сейчас не видела, но вот неизвестность…

К княжьему терему в Берестове подъехали уже в сумерках. Хриплые голоса сторожи заставили княгиню съёжиться ещё сильнее. Лаяли псы, метались багровые отсветы жагр. Скрипнули ворота, возок вкатился на внутренний двор терема. Ланка откинула полость и встала, не дожидаясь, пока княжья прислуга поможет.

Подбежали холопки, помогли сойти на утоптанный снег двора, придерживая под локти. А с крыльца спускался в наспех накинутой на плечи шубе великий князь. Удивления на его лице Ланка не заметила, да и верно – с чего бы ему удивляться. Должно быть не один вестоноша раньше неё в Берестово прискакал, рассказать, что вдова тьмутороканского князя едет.

Говорили один на один.

Горели свечи, неярко озаряя маленький хором в княжьем тереме, огни отражались в цветном стекле окон и посуды, в поливной посуде, в литом серебре. Варёные, сушёные и бережёные с осени яблоки, груши и дыни. Вино и варёные мёды.

И всего двое в хороме.

Великий князь Изяслав Ярославич.

И княгиня Ланка, дочь короля Белы Арпадинга, вдова тьмутороканского и волынского князя Ростислава Владимирича.

Пленница воротилась.

Изяслав от этой мысли мгновенно усмехнулся – совсем незаметно. Так, чтобы, упаси господи, не заметила княгиня. Только обиды от неё и ссоры с угорским королевским домом ему сейчас не хватало. Хотя… дела в означенном угорском королевском доме совсем не хороши сейчас… и вряд ли станут Ланкины двоюродники, которые сгубили её отца, за обиду вдовы воевать с Киевом.

И всё одно – негоже. Невместно обижать вдову. Князю – тем более.

Изяслав уже знал про смерть беспокойного, опасного и неугомонного сыновца, хоть с того и прошло всего-то седмицы две, не больше того. И даже про то, ОТЧЕГО помер Ростислав Владимирич, великий князь знал тоже.