Читаем Жук золотой полностью

В лодку-плоскодонку, кроме весел, о которых спросил Фунтик, мы уложили все необходимое для обряда. Бубен и колотушку, халат с поясом, головной убор шамана – шапку с какими-то деревянными, похожими на летчицкие окуляры, очками, палатку-полог, сшитую из брезентовых кусков и рыбьей кожи, моток крепкой веревки, жерди, котелок, топор, железные миски, ножи и две большие связки юколы.

– А юкола зачем? – тоже перейдя на шепот, спросил меня Хусаин.

– Может, духов кормить? – предположил я.

Как в воду глядел.

Первым делом, как только пристали на галечную косу за мысом Убиенного, у скалы Фувбал, мы развели костер. И Валера мелко-мелко накрошил юколы в чашки, обильно сдобрив их каким-то вонючим жиром. Наверное, нерпичьим. И чашки он расставил по периметру вокруг костра. Потом вырубил четыре молодые ели, ошкурил, оставив лишь несколько веток и зеленый хвостик верхушки. Он воткнул деревца рядом с чашками, неподалеку от костра.

– Инау, – отрывисто бросил он мне, – много инау!

Я быстро показал Хусаинке и Юре Валину, как делать инау – священные стружки. Коля Хансин уже вовсю строгал тальниковые палочки. Коля был нивх, и он знал, что такое инау.

Мы развешивали стружки на ветках елочек, двигаясь тихо и плавно. Стараясь не мешать нашему шаману, сидящему у костра. Попутно я, тоже шепотом, объяснял Хусаинке:

– Он вызовет духов – кэгн. Они прилетят и сядут на взлетно-посадочную полосу аэродрома, который мы готовим. Но для начала они перекусят из плошек, расставленных Валеркой. Инау – опознавательные огни. Фунтик, грубо говоря, диспетчер. Духи будут лететь долго, они устанут и присядут отдохнуть на ветки елок. Им нельзя приземляться на нашу скалу. По земле ходят только нивхгу – люди земли. А духи – бестелесные существа.

– Если они бестелесные, как же они юколу жрать будут? – громко спросил Хусаинка.

Я зашикал на него:

– Иногда они материализуются! Может, мы увидим главного духа – помощника Фунтика.

Хусаинка скептически заметил:

– И откуда ты только все знаешь про шаманов?

Я ехидно ответил:

– Книжки надо читать. И стариков слушать. А не только Тепленькую обжимать в клубе. Во время кино.

Лариска Тепленькая была Хусаинкиной любовью с шестого класса.

Хусаинка промолчал. Сейчас было не до ссоры.

Я прочел ему короткую лекцию про инау – заструганные с одного конца палочки, неизменный атрибут нивхских религиозных обрядов. Всех видов инау было около десятка. Тыф инау – эти стружки гиляки подвешивали у входа в свои жилища. Тыф инау охраняли благополучие и покой в доме. Зиг инау привязывали к левой ноге и левой руке маленького ребенка. Кох инау – вокруг живота. А были еще тот инау, нытьх инау…

Мы же готовили специальные стружки для шамана: чам тенр инау украшали головной убор колдуна, чам ут инау – пояс, чам тымк инау – последними стружками шаман размахивал при камлании.

Пока мы готовили стружки, Валера молча сидел у костра на подогнутых под себя коленях. Можно было подумать, что он молился. Наконец, он спросил меня:

– Урк аидь?

Я подтвердил:

– Да, ночь наступила!

Еще он спросил про ночное небо – урк тлы, и про Полярную звезду, которую нивхи звали Курн Уньгр.

Курн Уньгр уже давно повисла над нашими головами.

– Тигрку ырк уиныдь? – спросил Валера. Что значило – дрова разгораются?

Я вновь подтвердил.

Дрова разгорались, выбрасывая в чернильную ночь столбы искр.

Малиновый жар прогоревшего в основании костра сухого плавника освещал снизу лицо Валерки с глубокими тенями под глазами. Его глаза мне казались страшными впадинами. Такие впадины есть только на черепе человеческого скелета. А, может, я уже подогревал себя страхами, готовясь к неизведанному таинству.

Наступало время готовить шамана к камланию.

Жестом Фунтик подозвал меня и Колю Хансина к себе. Мы должны были помочь ему облачиться в наряд и украсить его шею, пояс, сгибы рук и ног стружкой инау.

Сначала он попросил чам гухт – шаманский халат, затем – чам гак, шапку, и, наконец, чам хас – бубен. Мы молча, на вытянутых руках, подавали все нужные ему вещи. Почему-то мы сами догадались, что подавать надо именно так – почтительно и с поклоном. Я заметил, что лицо Валерки стало бледным, а на его лбу и на шее заблестела испарина.

И шапка, и халат были очень старыми. Обтрепанные полы и рукава халата были обметаны новым сатином. Халат явно пользовался спросом.

Хусаинка и Юра Валин устанавливали палатку. Четыре жерди связали, растянув конусом, а сверху накрыли парусом. Вот и вся палатка. Ее поставили на берегу, оставив свободной узкую полоску между входом и рекой. Так распорядился Валера. Место здесь было тихое – бухта за мысом Убиенного. Даже волна не набегала на берег. В палатку занесли связки юколы, посуду, мелкий сушняк для разведения костра и котелок на треноге.

Мы не знали, зачем ему была нужна палатка на берегу.

Деревянной колотушкой Валера ткнул в сторону палатки:

– Куты ырпть! Заделайте полог!

Тонкой бечевкой я зашнуровал полог. По краю брезента были проделаны специальные отверстия для шнуровки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза нового века

Жук золотой
Жук золотой

Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной. Детство не всегда бывает радостным и праздничным, но именно в эту пору люди учатся, быть может, самому главному – доброте. Эта повесть написана 30 лет назад, но однажды рукопись была безвозвратно утеряна. Теперь она восстановлена с учетом замечаний Виктора Астафьева.

Александр Иванович Куприянов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги