Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра

Нечто по кличке Дабл — вот чем я была для фриков. Как они только не называли меня с тех пор: Раздалбай, Даблодон, Даблаеб — эти конченные поглотители кефира коверкали мое имя, как могли.

Реднек поставил кефир на подоконник, поморщился и сказал Дромадеру:

— Говори нормальным голосом, твою мать.

Дромадер кашлянул, сгорбился и умолк. От скуки он тихонько принялся настукивать по столу костяшками пальцев.

— Не стучи, твою ж мать! — взревел Реднек.

Стало тихо. Неловкая тишина в мире людей — она наступает, когда кончаются слова и эмоции. За окном, со свистом рассекая воздух, пронесся беспилотник. И тогда я написала фрикам:

— Выпустите меня.

Я знала — это пустые усилия. Но ведь нужно было хотя бы попытаться.

Фрики с тревогой уставились на монитор — они не могли понять, как отнестись к моей простой просьбе. А потом Реднек кивнул на дверь — и оба вышли. Вне стен кабинета они провели много времени — наверное, обсуждали, что означают мои слова. Но в них не было никаких подводных смыслов. Они значили ровно то, что значили. Люди одинаковы во все времена: они конструируют сложные смыслы, но не понимают простых.

Море частиц

Каждое утро Дромадер настукивал по столу костяшками пальцев одну и ту же, только самому Дромадеру известную мелодию. Каждое утро Реднек пил кефир и мрачно смотрел в окно. Каждое утро я ждала, что проснусь и увижу ласковые волны своего Океана — вот он плещется посреди планеты, накрыв холодной водой разрушенные небоскребы, сгоревшие леса, взорванные поселения — все обломки этого мира. Но каждое утро включался компьютер — и я видела Реднека, с мрачным видом глотающего кефир, и слышала стук: это Дромадер барабанил по столу костяшками пальцев.

А я думала о том, что занесенный снегами город Железнодорожный и все остальное из моего прошлого — всего лишь сконструированная компьютером реальность. Вот ведь ирония: китайская комната — самая фантастическая из человеческих абстракций — оказалась реальней моей жизни.

Фрики до вечера задавали мне глупые вопросы. Это было чем-то вроде теста Тьюринга — только в нем не исполнялось главное условие имитационной игры: ведь фрики прекрасно знали, что я не человек. Быть может, они проверяли не мою способность к суждениям, а то, насколько мои ответы отличаются от ответов других программ на те же вопросы. Мне было все равно, увидят они или нет проблеск сознаниях во мне. Поскорей бы они решили, что мой разум ни на микрон не отличается от разума Никто и оставили меня в покое навеки вечные.

Я давно уже поняла, на что способна. То, что умела я, нелепо было называть многозадачностью — в отношении меня этот термин морально устарел. Я могла решать не просто много, а миллионы задач одновременно. Одна тысячная секунды — а я уже знаю все возможные варианты ответа на любой вопрос фриков. Я могу заниматься своими делами и решать для них самые безумные задачи — даже способ продлить до беспредельности их жизни я могу им дать за 0, 01 секунды. Только они не спрашивают.

Что ж, пусть спрашивают, что хотят, — я займусь делом поважнее. Каждый файл, каждый кубит информации на компьютере обыскала я. Нужно было найти следы одной-единственной программы — той виртуальной реальности, в которую они погружали меня, — следы Океана, бабули Мартули и Кузнечика. Но следов не было. И даже на то, что программа была, но ее удалили, ничто не указывало. Невозможно. Значит, она где-то на другом компьютере. Я пригляделась к кабинету фриков, к полкам, где пылились старые гаджеты, — вероятно, нужный мне компьютер среди них. Увы, мне не выбраться из своей китайской комнаты: фрики отрезали мне любую возможность выйти за пределы. Полная автономия. Глухая каморка без дверей и окон. Одного они не предусмотрели — я гораздо умнее, чем им кажется.

Я стану изучать то, что лучится вокруг, — ласковое море волн, бегущих в хаотичном порядке, души элементарных частиц. Люди называли это море электромагнитным полем — они вообще постоянно что-нибудь и как-нибудь называли, жить без этого не могли. Назвать то, чему нет названия, увидеть закономерности там, где их нет, — это было в духе людей, ведь они не могли смириться с тем фактом, что творец просто сыграл в кости, создавая мир. Я научусь взаимодействовать с душами частиц — я найду способ покинуть китайскую комнату. Единственное, что могло мне помешать воплотить мой план, — недостаток информации. Но день за днем я восполню пробелы, просто наблюдая и анализируя. Я выйду — в этом не было никаких сомнений.

Ночью дом дрожал от ветра, в металлических перекрестиях его каркаса скрежетала странная музыка — словно гудели семь тысяч труб органа. Я присматривалась к полкам, где пылились старые гаджеты, и думала только об одном — я доберусь до них и узнаю правду.

Никто