Жуки в муравейнике. Братья Стругацкие

В одном из интервью Стругацкие признались, что не умели и поэтому не стремились делать героями женщин. И это заметно. Героиня второго плана, Сельма до боли напоминает Диану из «Гадких лебедей». Такая же курящая, пьющая, также ведущая себя по хамски (пожалуй, еще сильнее, что даже сам Андрей не гнушится называть ее «шлюхой»). Увы, в отличие от Гая из «Обитаемого острова» назвать сильными в художественном смысле героев второго плана здесь не получается. Изя теоретически мог бы стать симпатичным читателю по причине своей забавной идеологической и философской рефлексии, но Стругацкие, словно специально не дают мне возможности ни полюбить его, ни даже посочувствовать. А можно ли ожидать другой реакции на персонаж, который почти всю книгу непрерывно нервно хихикает, что-то жует, а если и не жует, то сидит и разговаривает со всегда «набитым ртом», постоянно теребя рукой бородавку.

Конечно, все это не может не разочаровывать, но все же главное увидеть в книге другое. То, ради чего она задумывалась Стругацкими. Перейдем к анализу содержания, сюжетной линии и главной идеи произведения.

Итак, перед нами искусственно созданный Эксперимент, город без идеологии, где мировоззрение людей формируется без каких-либо навязанных сверху доктрин. Повесть показывает нам, как под давлением жизненных обстоятельств может кардинально изменяться мировоззрение человека, как он переходит с позиций не желающего слушать никакие аргументы фанатика (Андрей Воронин в начале книги) в состояние человека повисшего в идеологическом вакууме, без какой-либо существенной точки опоры (Андрей Воронин в конце книги). Структура и ход сюжета представляется мне весьма последовательным и интересным. Он чем-то напоминает «Обитаемый остров» с той лишь разницей, что «Гвардеец», «Террорист», «Каторжник» трансформированы в «Мусорщик» «Следователь» «Редактор» «Господин Советник». Этот прием Стругацких успешно реализуется и здесь и работает он все на ту же самую главную идею перемещения точки зрения субъекта повествования в разные углы при сохранении объекта исследования в неизменном состоянии.

«Град обреченный» — без всяких сомнений, не столько сюрреалистическое (как многие предыдущие книги авторов, которые именно этим и не приходились мне по душе), сколько самое философское произведение Стругацких, это исследование социально-психологического эксперимента о возможности людей построить достойное общество. По большому счету это история о последовательном крахе всех идеологических систем. «Град обреченный» — это и своеобразное автобиографическое описание трансформации мировоззрения самих авторов. Это экстремум творчества Стругацких не столько по своей художественной силе, сколько по идейной, их точка максимального созревания как личностей, как писателей, как носителей мысли. По признанию Аркадия Стругацкого в одном из интервью «Это роман о том, как человек, нашего типа проходит через воду, медные трубы, через все общественные формации повисает в воздухе, точно также как мы сами повисли в воздухе, потому что мы перестали понимать, к чему должно стремиться человеку. Это реквием по всем социальным утопиям вообще.» Таким образом «Град обреченный» предстает перед нами результатом слома мировоззрения авторов, попыткой найти цель для людей вне социального устройства, идея создания храма культуры, который вмещал бы всеми чистое знание, идеальное общество.

К моменту написания книги к авторам приходит понимание фактов, которые признавать ранее они отказывались, пытаясь не слышать, закрывать глаза («Наше общество будет гнить, разваливаться отставать безнадежно. От Америки мы отстаем на 15 лет, а в области теории информации и кибернетики — отстали навсегда и все это рано или поздно должно чем-то кончиться. Чем? Естественно кровавым взрывом». Из интервью Б. Стругацкого.)