Жуки в муравейнике. Братья Стругацкие

Для меня «За миллиард дней до конца света» — хрестоматийный образец труда Стругацких, который я не могу оценить по достоинству, не смотря на то, что многие поклонники их творчества причисляют эту работу к самым лучшим их книгам. На мой взгляд, «За миллиард лет до конца света» вобрала в себя почти все, что мне совершенно не близко в художественной литературе вообще и уж фантастическом жанре тем более: передергивание фокальных точек, обрывание повествования на полуслове и полупредложении, недосказанность идей, бесхарактерные герои, застопоривание сюжета, отсутствие интриги, ограниченность и зажатость действий и декорацией, извечная курильно-алкогольная обстановка замкнутых помещений, бесконечно скучные диалоги об энтропии Вселенной, «стоя на кухне с заварочным чайником в одной руке и с пакетиком в другой» и периодически «бросая мокрые тряпки в мойку». Весь этот, с вашего позволения, компот представляется мне абсолютно абстрактным и безвкусным.

И все же в повести есть кое-что, что я не могу не отметить. Здесь почти нет нецензурщины, бранных и скабрезных слов. И за это (уже познакомившись с большим количеством других книг Стругацких) уже полагается сказать авторам большое спасибо.

Только добравшись до комментариев Бориса Стругацкого к «За миллиард лет до конца света» мне удалось, наконец-то осознать, почему же в мою душу никак не ложится эта повесть. Читаем. ««Миллиард…» числился у нас всегда среди любимейших повестей — это был как бы кусочек нашей жизни, очень конкретной, очень личной жизни, наполненной совершенно конкретными людьми и реальными событиями. Как известно, нет ничего более приятного, как вспоминать благополучно миновавшие нас неприятности.» Вот он ключ к пониманию нашего столь разного мировосприятия объекта творчества в фантастическом жанре, единицы художественной литературы. Мои любимые повести Стругацких те, где они максимально приближаются к настоящей научной фантастике, к загадочным, интересным, неизведанным мирам, как можно дальше отдаляясь от описания своих собственных чувств, своей собственной жизни, ее бытовых кухонно-диванных подробностей, как обычных людей, индивидуумов. «Страна багровых туч» (а также другие любимые мной книги, такие как «Обитаемый остров» и «Далекая радуга») — есть чистый полет их фантазии, квинтэссенция их мастерства, как создателей интересных альтернативных миров. «За миллиард лет до конца свет» — есть их обратная противоположность, это жизнь их самих, их переживания, их реальность, их быт, переложенные на лист бумаги, их собственные фразы, произнесенные литературными прототипами. Мир Стругацких, как людей, как таковых мне совершенно не интересен, он кажется мне мрачным, грустным, пещерным и бесцветным, в противовес миру Стругацких, как чистых фантастов, их полету мыслей, как создателей сюжетов и красочных декораций.

На мой взгляд «За миллиард лет до конца света» — вторая из самых неудачных повестей поздних Стругацких. Если идти на поводу у поклонников творчества авторов, возвышающих эту книгу среди остальных, то можно сказать лишь следующее. В «Стране багровых туч», «Далекой Радуге» и «Обитаемом острове» мне нравится и форма и содержание в «Трудно быть богом» и «Граде обреченном» мне нравится содержание, но не очень нравится форма. Здесь же, в «За миллиард лет до конца света» мне не нравится ни то, ни другое.

«Повесть о дружбе и недружбе»

(5/12)

Третья из трех самых неудачных повестей поздних Стругацких. Вторая попытка авторов написать повесть для молодежной аудитории

Установить точное время написания этой книги довольно затруднительно, ибо авторы приступали к работе над ней в разные периоды своего творчества. Рукопись последовательно отклонило издательство «Аврора», как чересчур детскую, «Костер», как «повесть написанную усталым человеком… неулыбчивую и предсказуемую…», «Пионерская Правда» и вовсе без объяснения причин. Впервые повесть вышла только в 1980 году в альманахе «Мир приключений».

Обнаружить хоть что-то существенное в этой работе очень сложно. Знакомясь с ней, трудно отделаться от ощущения, что читаешь работу ранних Стругацких образца начала шестидесятых годов. Крошечный объем, странные имена героев, тривиальные диалоги и описания, стилистические погрешности вроде «Он удалился в дальний угол» и, конечно же, «фирменные фантастические декорации» как обычно рождают скорее ухмылку, граничащую с отвращением, чем пугающую щекотящую воображение, загадочность.

Предновогодняя подростковая «Повесть о дружбе и недружбе» мне лично представляется эдакой сокращенной версией «За миллиард лет до конца света». С той лишь разницей, что детали прокуренных кухонь заменяются описанием «прыщей на лбу» и «шмыгающих носов», философские высказывания Вечеровского на молодежный сленг. Внимательный читатель заметит, что именно в этой книге Стругацкие впервые за все годы своего творчества вводят в текст прилагательное «попсовый», которое, нужно признать, станет весьма распространенным в речи у молодежи конца двадцатого века.