— Ты что, рехнулся? — Лена выскочила из машины.
— Темно… ни черта не видно! — Ребров отряхнул ладони.
— Что ты ищешь? — Не утерпела Шестопалова.
— Сам не знаю… — Ребров вынул из кармана белоснежный платок, протянул женщине. В слабом свете тускло мерцали серебряные искры.
— Что это? — изумилась Лена.
— Металлические опилки. — Ребров спрятал платок.
— Ехать дальше опасно. Не знаю что пилили… рулевые тяги?.. или крепления переднего колеса?.. Пошли! — Ребров захлопнул дверцу машины, запер и потянул женщину за собой на дорогу. Мимо проносились автомобили, выхватывая фарами густую зелень кустов и двоих — мужчину и женщину взявшихся за руки. Сверху от виллы донесся мощный гул, он нарастал, накатывал как волна, пока не обратился в рев, затем в визг — на бешеной скорости пронеслись два мотоциклиста. Реброва, его машину и женщину, скорее всего не заметили…
Через пару минут двоих подобрали, еще через час они входили в квартиру Шестопаловой. Ребров позвонил в аварийную службу, сообщил километр, где оставил машину, ее номер и… свой служебный адрес.
Легли спать. Утро известило о себе ярким солнцем и резким телефонным звонком. Лена спросонья подняла трубку:
— Аварийная служба? — И протянула трубку Реброву.
— Слушаю. — Ребров попытался присесть, опираясь о подушку.
Трубка сообщила:
— Счастье, что вы не поехали… машина б не прошла и пяти километров… глубокие пропилы у рулевых тяг… и колесных креплений…
Ребров положил трубку, соскочил с кровати, прошлепал на кухню, сварил кофе…
Подошла Лена, заспанная, в халате и все же… красивая, яркоглазая, порочная и готовая предаться пороку без остатка. Погладила Реброва, поворошила волосы:
— Зря упираешься… лбом стену не пробьешь…
— Ну, почему? — Ребров отпил кофе.
— Почему? Да потому, что ты — дите. А кругом взрослые… Знаешь, например, что я — человек Цулко?
— Ты?! — Изумление Реброва поразило Шестопалову.
— Я!.. Я!.. И вчера в полночь, когда ты отключился, Пашка звонил… я сказала ему про тормоза… про железные опилки… про тяги и колеса…
— А он? — Прервал Ребров.
— Он?.. Сказал, что ты — осел. — Лена оседлала скамейку, высоко подогнув полы халата. — Слушай, Ребров, помнишь про вечный двигатель? Его создать нельзя, но зато можно создать вечную систему. Наша система — с доносительством, круговой порукой, враньем — вечна. Она будет видоизменятся, чтобы ввести в заблуждение дурачков вроде тебя, но… посмотришь, править бал будут те же персонажи… их дети, близкие, доверенные…
Ребров оделся, подошел к двери:
— Значит, все докладываешь?
Лена стояла рядом:
— Нет… только то, что посчитаю нужным. Цулко интересовался, как ты в койке? Я ответила, что в моей — представляешь в моей! — практике такой впервые. Пашка чуть не онемел… от зависти.
— Вранье, — с улыбкой опроверг Ребров, — твердый четверочник, не более…
— Даже троешник! — оборвала Шестопалова. — Но… свой троешник… даже не представляешь, как это важно.
Ребров привлек женщину, поцеловал:
— Я больше не прихожу?
— Почему? — Не поняла Лена.
— Чтобы не подставлять тебя…
— Да срать я на них хотела… это ты вне системы… а я?.. я и есть сама система, мне-то чего боятся? — Приподнялась на цыпочки, поцеловала Реброва.
Машину вернули через четыре дня. А еще через день Ребров возвращался с площади Независимости из «Креди Сюисс». Домой не хотелось, Ребров отправился за пределы городской черты: в боковом зеркальце пулей промелькнул мотоцикл, через минуту-другую еще один… Ребров не волновался — машина исправна. Перед поворотом в гору дорога сужалась, «узость» дорожного полотна позволяла с трудом разъехаться двум автомобилям.
Встречный грузовик крался с потушенными фарами, не форсируя двигатель, катил едва слышно… Ребров слишком поздно заметил встречную громадину… Все произошло в считанные доли секунды: тупое рыло грузовика подмяло легковушку Реброва, протащило полтора десятка метров и отшвырнуло в сторону. И сразу же грузовик свернул на темную дорогу, уходящую вниз. Легковушка пошла юзом и перевернулась. Вскоре раздались полицейские сирены… Из покореженного автомобиля извлекли Реброва: только синяки и ссадины… Врач скорой помощи ощупал потерпевшего и бросил полицейскому рядом:
— Чудо!
У постели Реброва, в спальне холинской квартиры хлопотала Лена Шестопалова без грима, промокала испарину со лба, испещренного глубокими царапинами и порезами, отпаивала чаем.
— Уезжай, — просила Лена, — или дай ход золоту…
Ребров лежал, раскинув руки: не сомневался, полиция не найдет грузовик… у Мадзони много наличных денег, а полицейские тоже люди… все, как в России, ловят за превышение скорости, но… в автомобильной катастрофе может погибнуть опальный «великий князь из пэбэ», и никто никогда не найдет виновных.
— Уезжай! — повторила Лена. Подняла трубку, набрала номер: — Москва? Приемная маршала Шестопалова? Отец?.. Привет! Чего звоню? Просто так! Нет… ничего. На кого надавить? Да нет, нет… Просто решила узнать, как ты и мать? — Недолго слушала, положила трубку, прильнула к Реброву: Уезжай!
— Дома еще хуже, — Ребров точно оценивал обстановку.