Жулье. Золото красных. Выездной

— Интересно? — Повеселел Грубинский. — А когда узнаете… У-ух! Нет, не буду раньше времени. Давайте заключим договор. Мы вам фамилию настоящего отца… вы нам документы… и разойдемся по-хорошему… суд вам вынесет символическое наказание… с учетом предварительного заключения на свободу прямо из зала суда… живите — наслаждайтесь…

— Нет. — Отрубил Ребров.

— Зря. — Грубинский налил в стакан заварку из гжельского заварного пузанчика пальца на четыре, сверху огулял струей крутого кипятка, перочинным ножиком отрезал ломтик лимона, опустил в чай, туда же перстами, три куска рафинада из коробки:

— С сахаром перебои… беда!.. не могу без сахара… мозги не работают, тяжело, работа умственная… — рассмеялся, — небось клянете меня?.. вот, мол, дурак, сам про свою работу заявляет — умственная! Чего ж умственного?.. Хлестать чай с утра до ночи и ворошить протоколы…

Грубинский отпил чай, фыркнул — горячо, неожиданно поинтересовался:

— Вы давно в Вахтангова были?

— А что? — С трудом разжал потрескавшиеся губы Ребров.

— Да нет, ничего… — нотки извинения прозвучали в голосе подполковника: простите, мол, покорнейше, отрываю не ко времени, от созерцания решетки на окне. — Зря, эх, зря… — бормотнул Грубинский и хитро прищурился. — А хотите, скажу про отца?.. За так… по дружбе… Огляделся, скользнул к входной двери, приоткрыл, шуганул охранника, чтоб не дремал, дернулся, сел, отпил глоток, будто призывая на помощь все отпущенное мужество, выдохнул шепотом:

— Каганович!

В комнате повисла тишина.

Ребров с трудом унимал дрожь в пальцах, смирял желание выплеснуть остатки чая в лицо через стол.

— Пошутил… неудачно… — признал Грубинский, — хотел, сказать, что сам отец народов… потом вспомнил, ко времени вашего рождения у него уж не фурчало, поди, лет десять как, а может больше… кстати… — оживился подполковник. — Вы-то как переносите вынужденное воздержание?..

Ребров молчал, в сотый раз пересчитывая число квадратов в решетке по вертикали и по горизонтали, и перемножая их.

— Извините, что вторгаюсь в интимную сферу… но у нас есть данные, что вы весьма активны в смысле… ну сами понимаете…

— Чьи данные? — Ребров спросил только, чтобы унять дрожь и подавить искушение мордобоя.

— Тут секрета нет, не то, что с вашим настоящим отцом. — Грубинский нырнул под стол, Ребров думал, к одному из нижних ящиков, чтоб извлечь подтверждающую его половые свойства бумагу, но подполковник пояснил: Носки без резинок стали продавать! Сползают… Куда мы катимся?.. чьи, говорите, данные? Мадам Шестопаловой… Почему фамилию против всех правил назвал? Это не данные… так, бабьи сплетни. Не каждая блядь агент, поверьте агентов меньше.

— Есть что-нибудь на свете, чего вы не знаете? — Ребров, как раз скользил глазами по середине решетки.

— Нет, — простодушно, и упиваясь откровенностью, ответил подполковник.

Поворошил бумаги, поохал, покряхтел, выплеснул остатки заварки в пластиковую урну:

— Подумайте… договоренности мы соблюдаем свято… кого угодно спросите, хоть вашего сокамерника Сеньку… мы вам родного отца, вы нам документы… — Нажал вызывную кнопку. Вошел охранник. — Всего доброго! Напутствовал подполковник.

В кухне Шестопалова принимала Холина за уютным семейным столом. Лена подливала сидящему в халате гостю рейнское вино к мясу.

— Этот халат без меня носили? — Холин ткнул в набивной герб на махровом кармане.

— Дурачек! — Лена обильно полила мясо соусом. — Слушай, Холин, ты теперь вдовец, я свободная женщина, детей у тебя нет, я отроду не хотела… не объединить ли наши усилия на службе Родине?

Холин, мотая длинными концами махрового пояса, тоскливо поведал о своих опасениях:

— Гулять будешь…

— Не чаще раза в квартал. — Лена подложила Холину зелени. — Причем, раньше гульба шла впустую… теперь только тебе на пользу… тут сеньор Мадзони на меня глаз положил… это серьезно…

— Ты с Ребровым спала… Пашка сказал. — Холин разрезал кусок мяса, смазал местной горчицей, отведал, поморщился. — Все могут делать, а вот горчица им не дается.

— Подумаешь, Пашка… я тебе сама без Пашки могу сказать… да спала… ну и что? Откуда это в вас байские замашки?.. И ты спи с кем хочешь… мало ли таких крепких семей?.. — Подумала: — …Может, только такие и крепкие?.. Опять же, маршальская дщерь… дача-срача… трофейный фарфор — услада старости… а хочешь! — Ленку повело от вина. — Хочешь? Я и родить могу! Маленького Холина, такого кудрявого… дед будет нянькаться с внуком… а мы с тобой прокладывать дорогу новой российской буржуазии, то бишь старой номенклатуре на мировые рынки… Соглашайся, Холин, пока добрая. Красивая баба, в койке огонь… ну чего тебе еще надо?

Холин отложил вилку и нож.

— Завтра или после завтра привезут золото…

— И тогда… ты разбогатеешь! Я знаю! Маршальские дочери голодранцам предложений не делают!

— Знаешь? Про золото? От кого?.. И Пашке отпустила?

— Был грех. Зато к тебе теперь с полным уважением. Двадцать пять процентов! Не шутка!

— Идиот! Скотина! Пьянь! Все выболтал… — завопил Холин и выскочил из кухни.

…Вскоре из спальни донеслась мелодия… que sera sera…

— Откуда у тебя эта пластинка?

— Ребров подарил… перед отъездом.