Читаем Журавли. Рассказы полностью

Бригадир подошел последним.

– Мишка, передавай Крыму привет от меня. И морю поклонись – я ведь один-единственный раз в жизни купался в море, никогда этого не забуду…

– Хорошо, дядя Вася.

– Ну, поезжайте. Толя, скажи в правлении, что скоро заканчиваем, вёдро установится, два-три дня, и мы по домам.

Конь легко шел по лесной дороге. Мишка не оглядывался на зимовье, представляя, как уменьшаются за его спиной навес с изгородью для лошадей, старые могучие ели и ветреные березки, вечно бурливый речной перекат и безмолвный, исполненный тайного достоинства непроглядный омут.

Грустно почему-то стало Мишке. Умом он не понял, но сердце его почуяло, что там, у речки Тушама, в этих благословенных местах, которые он уже никогда не увидит, завершилось детство. Что это не односельчанин Толик привез радостную весть, а гонец из юности за ним приезжал. Что по лесной дороге, благоуханной и легкой, этим летним утром он уходил из детства.

Мгновения для души


…Опять осень. Я люблю ее и всегда ей радуюсь. Ранняя осень примиряет с миром, заставляет оглянуться на недавнее минувшее, шумное, ненасытное в своих летних аппетитах. Тщетность удовольствий, недолговечность праздника бытия наводит на мысли о незыблемом, вечном, о том, что во все времена лежит в основе всего, что, даже умирая, остается неподвластным времени. Осень называют меланхоличной, грустной, обманчивой. Но я с этим не согласен. У каждого времени года свое предназначение. По моему жизненному опыту выходит так: зима – для работы, весна – для любви, лето – для семьи. А осень – время мгновений, просветляющих душу.

Меня ничто так не вдохновляет, как осенние краски природы, их сложные цвета и оттенки. В эти сочные краски хочется окунуться, как в море, брызгаться опавшими листьями, расплескивать пряный воздух… И созерцать, и мечтать, и любить, и верить.

Примета ранней питерской осени – утренние туманы. Еще все зелено, еще тепло, но они, предвестники грядущих ледяных дней, густыми молочными реками насыщают утренний воздух и бесследно растворяются в океане рассветного неба. Иногда в это время, пока близкие спят, я езжу на велосипеде. Дорога ведет мимо садов, заборов, перелесков к дальнему лесу. В сильный туман видны только крыши домов, но постепенно пейзаж проясняется, проявляются ограды, деревья, палисадники, вспыхивают на мокрой траве капельки росы. Это таинство возникновения красоты происходит в полной тишине, и только насыщенные запахи увядающих листьев и трав свидетельствуют, что это не сон.

На повороте перед обратной дорогой останавливаюсь: скамеечка под величавым раскидистым дубом ждет меня. Наслаждаюсь покоем утра, наблюдаю трудное рождение солнечных лучей – слежу, как они, словно тоненькие кисточки художника, усиливают, насыщают цвета просыпающегося мира. Хорошо! Прищуриваюсь, солнце светит ярче и ярче. Оглядываюсь вокруг – где же туман? Неужели от него осталась только белая рябь на холодной тверди утреннего неба? И мне отчего-то становится радостно.

С этой радостью я возвращаюсь домой.

* * *

В нашем саду у бани растет высокий клен. Когда приходит положенное время, за одну ночь маленькая полянка под деревом сплошь покрывается опавшей листвой. Не оторвать взгляда от желтых, похожих на лапы огромной диковинной птицы пятипалых листьев, трепетно прильнувших к шелковой, ласковой траве. Ступаю медленно, листья еще живые, яркие, золотистые. Боюсь их поранить, смять. Но как же хочется собрать их в охапку, уткнуться лицом, вдохнуть живительный запах осени и унести все это богатство домой. Чтобы, просыпаясь утром и засыпая вечером, любоваться и не налюбоваться этой красотой. Но я знаю, что в комнате они быстро увянут. А здесь, в звонкой тишине, еще надолго сохранят красоту медленного осеннего угасания.

Холодные ночи еще впереди, и листья не спешат, падают плавно, как будто стесняются своей слабости, своего притяжения к земле. Яркий лист клена, оторванный ветром от материнской ветки, в вертикальном полете пересекает границу бытия-небытия. Даже завидно, с какой легкостью, с каким смирением он прощается с жизнью, как будто знает, что все это временно, что весной все оживет и повторится вновь. А мы как? Как мы осознаем последний час жизни? Как пролог к грядущей вечности или как трагедию безвозвратного конца? Каждый по-своему…

* * *

Солнце в августе особенно нежное, по-матерински ласковое, ночи по-отцовски скрытные, сдержанные, чувствуешь, что ночью происходят какие-то перемены, а не видишь, какие именно. В наших северных широтах последний месяц лета после первой его декады считается и первым месяцем осени. В воздухе появляется неуловимый запах увядания или, можно сказать, несравненный, волнующий, как дорогие духи, аромат последнего прощания. В августе каждой клеточкой, каждой жилкой чувствуешь свою кровную связь с миром, сокровенную сопричастность всему, что происходит, происходило давно и будет происходить через сотни лет. Как такое может быть? И почему так щемит сердце?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное