Журавлиная ночь

«Товарищи покойники! Я объявлен умершим, и мне очень нужна ваша помощь. Поверьте, сам я никому вас не выдам. Никто из живых не поверит мне, даже если бы я захотел рассказать о разговоре с вами. Да и говорить мне из них почти не с кем. А если всё-таки не верите мне — помогите хотя бы найти пришельцев с других планет. Из-за своего стремления к познанию мира я всё равно выгляжу тут, в обществе живых людей, чужим…»

(«До чего надо довести… — повторил Мерционов. — И ради чего? «Протолкнуть» в технический вуз, куда он не хочет? И как такие пролезали в партию…»

«На благополучной анкете, — ответил Тубанов. — «Происхождение рабоче-крестьянское», и не сказано, что все достоинства на этом аканчиваются…»)

…Кладбище началось неожиданно. За перекрёстком с маленькой узкой улочкой Кременецкий увидел в вечереющем сумраке ограду и ряды крестов за ней. Сразу ускорив шаг, он двинулся дальше вдоль ограды, надеясь увидеть малоприметную калитку — но ограда так же внезапно сменилась чёрной гранитной стеной, обрамлявшей выложенный брусчаткой небольшой сквер, с другой стороны которого, под самыми кронами высоких деревьев, возвышался звездообразный монумент — и за него, видимо, надо было зайти, чтобы попасть на кладбище… Итак, он оказался прав — выбирая другое кладбище «основным», а это «резервным»: здесь, идя к монументу, он был бы как на ладони… Впрочем, решившись после недолгих колебаний пройти по брусчатке и обогнуть монумент, он прошёл ещё чуть дальше, запомнил, насколько (было возможно в сумраке) расположение проходов между рядами могил — и поспешно вернулся, чтобы ожидавшие на остановке троллейбуса (а возможно, и смотревшие из окон напротив) случайные свидетели не сомневались: он как вошёл, так и вышел. Но кажется, никто и не усмотрел в его действиях ничего странного…

…Тут к остановке подошёл троллейбус 2-го маршрута. Кременецкий вспомнил: уже ехал им от центра города — но в другую сторону, к какому-то заводу (кажется, это был тот самый льнокомбинат, один из крупнейших в Европе, о котором он слышал), а проехать в этот конец почему-то забыл. Иначе не пришлось бы так долго искать «резервное» кладбище…

В троллейбусе, несмотря на позднее время, оказалось много людей, все места были заняты. Кременецкий остался стоять у окна с левой стороны — где через несколько остановок и должно было появиться «основное» кладбище. Насколько позволял левый ряд сидений, он прислонился к стеклу, глядя сквозь своё отражение на пробегающие мимо дома и перекрёстки. Надо было не пропустить нужное место — которое он видел раньше при свете дня, а было уже темно…

(«Разрыв! — понял Кламонтов. — А жаль. Взглянуть бы на город…»)

…От очередной остановки троллейбус пошёл на подъём — и это значило: «основное» кладбище уже близко. Сразу за следующей остановкой, где подъём кончался… И тут вновь вернулась неуверенность — как если бы предстояло пойти в не виденное ранее место, и заговорись с незнакомым человеком. Да собственно, так и было — но «незнакомый человек» был ещё и «иной фазы», и это обстоятельство, столь привлекательное прежде, теперь лишь усилило беспокойство. И даже прилив уверенности в разговоре с Алланиязовым — вдруг показался нереальным, будто было с кем-то другим, а он наблюдал со стороны… Уверенность испарилась — и вновь, как раньше, надо было заранее проигрывать в уме: как и куда подойти, где встать, что говорить — чтобы голос, почему-то всегда вдруг меняющийся в таких ситуациях, не подвёл его. Другое дело, если разговор начинал собеседник, а он отвечал — но тут начать должен он! Ведь, если просто сядет где-то на скамейке и будет ждать — возможно всякое… И думал же: хоть этот побег сделает его самостоятельнее — но увы…

…Подъём заканчивался. Кременецкий увидел в окно здание института или техникума, которое запомнил — а спустя несколько секунд троллейбус остановился, и показались кладбищенские ворота. Правда, сейчас выглядели запертыми — но и войти он собирался с другой стороны. А что потом…

Выйдя из троллейбуса, Кременецкий увидел: уже совсем стемнело, но уличные фонари ещё не зажглись. Пользуясь моментом, он быстро перешёл улицу, подойдя к воротам, убедился, что они действительно заперты — и, свернув налево, двинулся по тёмному тротуару между деревьями и кладбищенской оградой. К счастью, никто из «живых» ему не встретился — но… Дойдя до угла, и уже готовясь свернуть — он едва успел вскочить прямо на цоколь ограды и встать, притаившись за столбом, чтобы не столкнулся с шедшей навстречу компанией пьяных (по виду — ровесников)! Хотя они и не собирались сюда — свернув на другую улицу, развилкой отходящую от той, куда лежал дальше его путь… Но лишь когда они достаточно удалились, и грубые заплетающиеся голоса перестали быть слышны, он решился осторожна спрыгнуть с ограды — и почувствовал, как бьётся сердце. И подумал: как рискует — даже из-за таких подонков, позорящих всё поколение…