Журавлиная ночь

«Придётся забирать его оттуда? — понял Тубанов. — Но что? Форму? И какую?»

«И форма сотрудника какой-то службы — не плавки с аквалангом, — добавил Ареев. — Ты её не наденешь…»

«И то верно! — согласился Мерционов. — Но как же, если что…»

«Подождите, посмотрим, — ответил Вин Барг. — Там вроде всё успокоилось…»)

…— Ну, а что дальше было с тем поездом? — донёсся голос из-за другой переборки. — А то вы начали рассказывать, и тут этот крик…

— С каким поездом? — переспросил другой. (И Кременецкий вздрогнул! Неужели?..)

— Ну, с тем, которым ехали какие-то изобретатели, — уточнил первый. — Вы же начинали говорить…

— Не какие-то, a мои знакомые, — сразу преобразился второй голос. — И вот они забыли выключить свой прибор, и заснули на своих полках головой оба на север — так тот поезд ехал… А тут уже как раз полночь 30 сентября, пора стрелки на часах переводить на зимнее время. Но только поле от прибора и стрелочников за окном достало, так что они всё перепутали — и представляете, вместо стрелок у себя на часах… стрелки на дороге перевели! Вот поезд и поехал на юг по совсем другой линии…

(Удар тревоги… Это уже серьёзно!)

…Кременецкий зажал рот рукой, сдерживая крик радости. То ли передача сработала через прошлое, то ли он просто, покупая билет, вспомнил номер вагона, но — Моисей здесь, рядом! Их разделяла лишь вагонная переборка…

(«Или и тут — след наших предшественников? — предположил Вин Барг. — Будто кто-то уже ведёт его!»)

…— И машинист не заметил? — недоверчиво спросил собеседник Моисея.

— А что вы думаете? Поле-то радиусом в километр — так что и до машиниста дошло, и вообще во все стороны протянулось! И везде на станциях по дороге не понимают, в чём дело, как этот поезд там оказался, что делает не на своём маршруте, но поле действует — пропускают в первую очередь… А одному стрелочнику, знаете, вообще привиделся какой-то ведомый самолётом поезд в метре над землёй, — раздался смех (и сам Кременецкий улыбнулся, представив). — А что вы думаете: они же всё это видели, как на самом деле! Но это поле способно и не такие чудеса делать… Вот например, на другой станции, другому стрелочнику — представилось, что он басмач. Ну, это уж вообще… Так вот, влез он на водокачку — думая, что это минарет — и давай каяться в грехах! А другой вообразил, что он милиционер — и стал отодвигать минарет с дороги, чтобы крылом не задело…

— И… отодвинул водокачку?

— Так, это… Нет, конечно. Упёрся, а она ни с места. И тогда тот решил покончить с собой, прыгнул вниз — но по дороге зацепился за крыло самолёта, и мягко упал на этого…

— Но крыло — это же только галлюцинация! — удивлённо напомни кто-то. — Оно только в его воображении было!

— Ах, да… Ну так, это… они и сами не помнят, как живы остались! Быстро, понимаете, всё произошло!.. А поезд так и проехал дальше всю Башкирию — и потом, уже по Северному Кавказу…

(«Но как… Башкирию? — удивился Кременецкий. — Он, что… и сам передался через φ-поле? Где Башкирия, и где Кавказ!..»

«И никто не переспросил? — откликнулся Мерционов. — Не поняли?»

«Или так знают географию», — предположил Кламонтов.)

— …И там тоже по его ходу люди всякие чудеса видели, — продолжал Моисей. — В одном городе, например, в 2 часа ночи на окнах медные решётки стали светиться, как иллюминация… А в другом — людям стадо казаться, — Моисей снова не сдержал смех, — что у них головы превращаются в бутылки с минеральной водой! Представляете: зрители сидят где-то там на ипподроме, и вдруг смотрят друг на друга — а у всех минеральные головы!.. А одному человеку вообще пришло на ум, что ради общего блага он должен съесть пойманную крысу… Ну, представляете: такую тухлую комковатую зверюшку вместе с мышеловкой? — со странной интонацией добавил Моисей, грохнул общий смех (а Кременецкого неприятно кольнуло, ещё сквозь радостное возбуждение: зверюшек этих Моисей не любил! Да и как смеяться над тем, кто всё же для общего блага решился на такое?). — Ну потом он, конечно, лежал в реанимации, еле откачали…

— А поезд дальше куда поехал? — переспросил кто-то.

— Ах, поезд… Ну, он… это самое… доехал до пролива и там встал.

— Значит, сообразил-таки машинист, что дальше дороги нет?

— Сообразил, конечно. А то тут надо переправляться — а паром под этот поезд не подали! Никто же не знал, что они там окажутся вне всякого графика… Но только потом поле и на команду парома повлияло — когда он уже подходил, чтобы принять другой поезд — и те вместо него стали принимать этот. А одному там даже пробоина померещилась — так он просто встал и засучил рукава, прежде чем пойти ко дну…

(Снова смех — отдался в сознании Кременецкого ударом. Будто не понимали: смеются не над пьяными!)