Журавлиные клики

Генка перетянул его, обессиленного, через борт.

— Ну что?

— Нету тута никакого ордена, — заявил Витька, дрожа и ляская зубами. — Я у тычка скрозь все осмотрел.

— Может, ил его засосал, — предположил Генка.

— Не. — Витька, торопясь, натягивал на себя рубашонку. — Песок тута. И видно все хорошо. Нету его.

— Что делать дале — ума не приложу, — поскучнев лицом, сказал Федор. — Ведь жалко ордена. Другого небось не дадут… Как это там прозывается? Ды… Дыбликата…

— Дубликата не дадут, — не к месту засмеялся Генка. — Вот узнает военком, он тебе хвост накрутит. Возьмет и навовсе твой орден того… аннулирует.

— Чего? — уныло взглянул на шофера Федька.

— Аннулирует, говорю. Бумагу такую напишет: мол, так и так, приказываю по причине недостойного поведения в мирное время бывшего фронтовика Федора Васильевича Косенкова орден его «Славу» третьей степени считать недействительным. Основание: утерян Ф. В. Косенковым, когда последний находился в состоянии сильного алкогольного опьянения.

— Болтай больше! — сказал Федор и принялся расстегивать брючный ремень. — Я его сейчас сам буду искать.

Не в пример Витьке, Федор оказался ныряльщиком никудышным. Под водой он пробыл всего секунд тридцать, вынырнул и ухватился обеими руками за борт лодки.

— Ух!.. Дыху не хватает.

— Пить надо меньше, — сказал Генка. — Ну, как?

— Пока не видать.

— Зря стараешься, дядь Федь, — сказал Витька. Сквозь голубизну его озябшей мордашки медленно пробивался румянец. — Был бы тута, я б его обнаружил.

Генка налил Федору стаканчик. Выпив, тот нырнул снова. В початой бутылке оказалось три стаканчика. Столько раз и нырял Федор.

— В самом деле нету, — подвел он итог своим подводным экспедициям. — Видать, не тут его потеряли, а на середке.

— А я тебе о чем толковал? — сказал Генка. — Но на середке мы его вовек не найдем: глубина метров восемь и точно места не знаем, где он булькнул.

— Ты, малый, мне таких слов не говори! — Федька зло скрипнул зубами. — Я его со дна морского и то достал бы… А с этой лужей поганой у меня разговор короткий будет. Вот сейчас поеду к плотине и подыму ставню. Пусть вытекает, к чертовой матери, все озеро до капли.

— Да тебе Кузьма Кузьмич за такое дело голову сымет.

— А пускай сымает. Зато орден верну… Или вот что, вези меня, Генка, в контору совхозную. Позвоню в город, чтоб водолаза немедля выслали. Я ему лично тыщу рублей отвалю.

— Трепло ты, Федор Васильевич, — сказал Генка. — Где возьмешь-то тыщу? А потом, станет водолаз орден твой искать, как же, держи карман шире. Если бы человек залился, тогда б другой коленкор…

— Да он мне жалчей человека, — крикнул Федор и всхлипнул. — Мне его на Украине дали, сам комдив вручал. После того как мы Днепр форсировали. От нашего взвода осталось тогда всего ничего: пять бойцов, да и те побитые, пораненные… — Голос Федькин пресекся, он махнул рукой. — Эх, малец, да разве ты поймешь?..

— Ты что, дядь Федь? — удивился Генка. — Никак, слезу пустил? А еще фронтовик. Какой пример подаешь будущим солдатам? Мне и Витьке вот этому, подводному чемпиону…

Федька подрагивал плечами от сдерживаемых рыданий, отвернувшись, вытирал ладонью мокрые щеки. Ему сейчас и в самом деле казалось, что без ордена ему не жить, что крышка ему будет полнейшая без ордена, что предзнаменование это куда как худое — потерять заработанную кровью награду.

— Выпить тебе надо, Федор Васильевич, — твердо сказал Генка. — Вижу, не добрал ты сегодня малость. Доберешь и позабудешь про свой орден!.. Я мигом слетаю на «газоне» в деревню… Сколько брать-то? Двух хватит?..

И Генка сильно погнал лодку к берегу, где в нетерпении прохаживался, посматривал из-под руки на озеро Павел Иванович.

Федька спал в сторожке на деревянных нарах, покрытых старыми ватниками, рваными плащами и прочей рухлядью, в разное время оставленной егерю за ненадобностью рыбаками. Свет едва пробивался в крохотное с запыленными стеклами оконце, и в этом свете едва можно было различить лежавшего навзничь Федора, его багровое опухшее лицо. В большие красные руки, сложенные на животе, шутник Генка вставил недопитую бутылку «Стрелецкой».

Генка давеча действительно мигом слетал за водкой, они забрались в сторожку, готовясь посидеть за рюмкой как следует. Но то ли волнение по случаю утраты ордена повлияло на Федьку, то ли не выспался он ночью — был он на этот раз не на высоте: пить отказался, прикорнул на нарах и тотчас уснул. Тут его и оставили Генка с Павлом Ивановичем, уехали домой, так и не сумев разбудить своего по-мертвому бесчувственного к зову и тряске собутыльника.