— А я по важнейшему делу к тебе, Николай Александрович. И без сего важного документа не стал бы тебя беспокоить,— доверительно прибавил Торсон.
И пока Бестужев изучал бумаги, Торсон вспоминал все об этом удивительном человеке...
Ученостью своей и талантами Николай Бестужев известен был едва ли не всему Петербургу. Недавнее избрание его в почетные члены Адмиралтейского Департамента было признанием его заслуг географа, историка, литератора, художника. За семь лет Бестужев лишь напечатал свыше двадцати работ по разным отраслям знаний. Но для Торсона важен был совсем другой Бестужев. Тот, что его встретил как-то в «ученой республике» — так называли многие Вольное общество любителей словесности, наук, художеств. Бестужев представил ему своих друзей — непременного секретаря этого общества Аполлона Никольского и Кондратия Рылеева, Правителя канцелярии РАК, Российско-Американской компании. С тех пор прошло немало времени. Теперь нередко Торсон встречался с членами Тайного общества на квартире директора РАК... Откуда было Торсону знать, что всего лишь через год с лишком его друг Бестужев окажется на Кронштадтском рейде на борту линейного корабля «Князь Владимир». Над головой Бестужева сломают саблю, сорвут с его плеч офицерский мундир и все это бросят за борт. Да и сам Торсон навсегда окажется в Сибири...
— Ну, как тебе проект? — Торсон нетерпеливо ожидал мнения своего друга.
— Проект хорош лишь тем, что автор предлагает всюду метки ставить — до какого уровня вода стояла в прошедшем наводнении. Остальное помалу списано у разных людей, известных своей ученостью, от Франклина до Озерецковского. А вывод ошеломляюще глуп. Насколько мне известно, у лавочников да купцов на Васильевском острове при наводнении унесло десятки пудов всякого масла — и льняного, и оливкового, и конопляного. Однако что это изменило? Но глупость сия не без хитрости.— Бестужев показал строчки из проекта.— Смотри, автор предлагает выливать масло «для предотвращения наводнения» в самый его разгар. Полному дураку и то ясно, что падение уровня и без всякого масла начнется. Как думаешь, а не проказа ли это хитрющего Силы Андреича? — Бестужев искренне рассмеялся.
— Проверка состояния умов на простейшей глупости! Но замысел сей столь очевиден... Неужто в высших сферах...— Торсон замялся. Ему, монархисту, неловко было даже думать плохо об императоре, власть которого он собирался со своими друзьями ограничивать всенародным Вече или Думой...
— В том-то и дело, что в высших сферах глупцов и болванов значительно более, чем в низших, ибо нравы там диктуемы есть алчностью и подлостью. Потому, поверь, не до ума там. Суть их жизни в заботе о своих персонах и всем подлом племени, что кормится с их стола.
— Так что же с проектом? — спросил Торсон.
— Не в наших интересах вступать в пустые дискуссии. Дело само заглохнет. Думаю, старший Никольский, отец нашего Аполлона, искушен в таких делах. Сколько пустых и бесплодных прожектов рассматривал Департамент, не счесть. И этот с императорским вензелем... Наговорят много слов, прольют много воды и, судя по проекту, и масла. Наплодят кучу бумаг. И когда возвратится проект на круги своя, обросший справками, отзывами и протоколами опытов, всем станет легче. И тем, кто затеял сие пустозвонство, и тем, кто его творил. Ибо возрадуются они, что в немилость не попали и чинов не потеряли. Департамент, кажется, научен отпираться не тотчас, а постепенно. Так что обойдется. И кланяйся патриарху Департамента Никольскому. Старец сей имеет злой язык, но во многом справедливый...
Зал заседаний Адмиралтейского департамента. 20 февраля
Александр Сергеевич Никольский, действительный статский советник — старейшина Адмиралтейства. Окончив Духовную семинарию, он не стал пастырем для заблудших душ, а предпочел учительствовать в императорском воспитательском доме. Чины следовали без задержек — и вот уже он академик.