— Все ясно? Сан-Жоржи должен быть достаточно большим, чтобы его можно было везти на лошади, посадив верхом! Не забудь, кстати, раздвинуть ему ноги в коленях. Но самое главное — рост. Маленький святой оскорбит людей. Сделай его в натуральную величину... — И, скользнув взглядом вокруг себя в поисках надлежащего сравнения, губернатор заключил: — Не меньше, чем он... — И кивнул головой на застывшего за креслом Жозе Романа.
— Будет сделано, ваша светлость, — сказал мулат, внимательно поглядев на адъютанта. Потом он, как положено, попятился к дверям, и, прежде чем поклониться, снова задержал взгляд на благоухавшем офицере.
— Будет сделано, — пробормотал он сквозь зубы.
...Спустя несколько недель под звуки колоколов длинная колонна текла через город. Колыхались хоругви, испуганно вспархивали голуби. Сопровождаемая оруженосцами в красных плащах, ангелами-хранителями — мальчишками, наряженными в белые рубахи до пят, охраняемая специальным конвоем на увитых лентами конях, плыла, покачиваясь над Вилой-Рикой, статуя Сан-Жоржи — святого Георгия. Замерли перед губернаторским дворцом шеренги солдат почетного караула. Вышел при полном параде губернатор со свитой, в которой выделялся гигант Жозе Роман.
Показалась процессия. И гомон повис над толпой: удивление, негодование и — прости, господи! — даже смех! Статуя святого, чинно восседавшая на хребте лучшего скакуна из губернаторской конюшни, была точной копией этого расфуфыренного блюдолиза Жозе Романа! И ладно бы еще копией! Мулат изваял его с коварством: выпятил острые скулы, удлинил нос и широко расставил глаза, такие пустые, такие безнадежно остекленевшие, какие только и могут быть у холуя.
Так отомстил обидчику Антониу Франсиско Лисбоа, по прозвищу Алейжадиньо, что в переводе с португальского означает... впрочем, об этом и пойдет речь в нашем рассказе.
Сын черной Изабель
Сначала вас убаюкивают сухой зной, шелест шин по мягкому асфальту, ритмичные повороты. Все, что бежит навстречу ветровому стеклу машины, через несколько секунд уже проносится мимо: влево... вправо... влево... вправо... Красный срез горного склона, рощица голых скользких эвкалиптов, буйная бамбуковая поросль. Стремительно наплывают предупредительные желтые квадраты знаков: «Поворот налево»... «Крутой поворот направо»... «Осторожно, юз!» И вдруг за каким-то сотым поворотом взгляд проваливается в обнажившуюся справа пустоту. И в следующее мгновенье вы видите окруженную зелеными горами долину. А на дне ее и по склонам — россыпи домов, белых и серых, среди которых высятся строгие башенки храмов. Вы приехали в Ору-Прету, а еще точнее — в Вилу-Рику, как она называлась раньше, старинную столицу капитанства Минас-Жерайс. За последние три века здесь ничто не изменилось... Если не считать того, что жизнь в этом бразильском городе замерла. Остановилась.
А было время, когда все здесь кипело! В склеротические вены Португалии Минас-Жерайс делал живительные и губительные впрыскивания золота. На это золото была отстроена за морем чванливая столица Лиссабон после землетрясения 1755 года. На это золото задыхающийся от тщеславия король Португалии дон Жоан V отгрохал фантастический дворец, в котором было 4525 окон и дверей, 114 колоколов и 880 комнат. Еще бы! Одна только шахта «Конго-Соко» в Минас-Жерайсе давала в день до пятнадцати килограммов золота! А центром этого сказочного горного края была буйно растущая столица с гордым названием «Вила-Рика-ди-Носса-Сеньора-ду-Пиларди-Альбукерке». Португалия, да и вся Европа, знала тогда, в начале XVIII века, только один город в Бразилии, достойный называться городом: Вилу-Рику. Прежняя столица страны — Баия — медленно дряхлела. А новая столица — Сан-Себастьян-ду-Рио-де-Жанейро? О ней толком никто ничего не знал, кроме того, что этот самый Рио-де-Жанейро служит портом, через который Вила-Рика вывозит свое золото и драгоценности в Португалию. Вила-Рика! Это магическое слово влекло со всех концов Португалии тысячи авантюристов и романтиков, путешественников и разжалованных за шулерство офицеров, художников и плотников, которым трудновато было устроить свою жизнь в родной Коимбре или Брагансе. Десятки кораблей уходили через Атлантику к берегам Бразилии. На одном из них и отплыл в Бразилию Мануэль Франсиско Лисбоа, небогатый португальский архитектор.
Почти одновременно от берегов Африки отвалило забитое невольниками судно, в трюме которого, задыхаясь от зноя и вони, лежала закованная в цепи черная Изабель. Они встретились в Виле-Рике — Мануэль Франсиско Лисбоа и рабыня Изабель. И в 1730 году у них родился сын — Антониу Франсиско... Сын свободного человека и рабыни должен стать рабом. Но Мануэль в день крещения своего наследника подписал грамоту, дарующую ему волю. Против этого закон не возражал. В конце концов, ведь архитектор Мануэль Франсиско Лисбоа был собственником рабыни Изабель и имел полное право решать судьбу своего сына.