Жуткие сказки братьев Гримм

* * *

Она ненавидела его. Ненавидела настолько, что сама порой удивлялась. Не своему бешеному отвращению к мальчику, а тому, как резко менялись обуревавшие ее чувства, стоило ей перевести взгляд с одного ребенка на другого.

Вот как сейчас, когда она наблюдала за детьми через чердачное окошко. Те играли во дворе за домом. Ее сердце наполнялось нежностью при каждом взгляде на дочку, которую она обожала. Ради этой девочки она была готова почти на все.

Зато мальчик… Она видеть его не могла. Его белую кожу и рыжие волосы. Ничего общего с младшей сестрой, с ее веснушками и темными косами.

Нет, не родной сестрой. Сводной.

Мать мальчика умерла в родах, и ее похоронили во дворе под кустом можжевельника. Таким было ее последнее желание.

«Она была настолько счастлива, когда ты появился на свет, что ее сердце не вынесло такой радости».

Она слышала, как это сказал пасынку ее муж. Мальчик сидел, округлив глаза, и слушал. Сперва он спросил, отчего отец женился во второй раз, и разговор перешел на почившую мать. Слова отца звучали почти сказкой, только не было в ней счастливого конца. Муж с женой мечтали иметь ребенка, а его все не было. Шли годы, с ними угасала надежда.

И вот однажды…

– Что? – спросил мальчик.

В это время мачеха подслушивала за дверью.

– Твоя мама порезала палец. Стояло прекрасное зимнее утро. Она стояла у куста можжевельника и чистила яблоко. Нож соскользнул, и капли крови упали на снег. И тут она поняла.

– Поняла что?

– Что когда-нибудь у нее родится мальчик с рыжими волосами, белой кожей и сильным сердцем. Ровно девять месяцев спустя ты появился на свет.

– Думаешь, это можжевельник помог? Этот куст что, волшебный? – спросил мальчик.

– Э-э-э… – замялся отец. – Так, во всяком случае, думала твоя мама.

– А про маму можно сказать, что она жила счастливо до самой смерти?

– Думаю, да, она была счастлива.

Сын немного помолчал. Потом сказал:

– Как бы мне хотелось, чтобы она была жива.

В ответ отец потрепал его по щеке.

– Теперь у тебя есть новая мама, и она любит тебя ничуть не меньше. А скоро появится братик или сестренка. Разве не здорово?

Мальчик кивнул, и, казалось, что он на самом деле так считает.

– Папа?

– Что?

– Ты не думаешь…. Ты не думаешь, что она тоже умрет, когда родится ребенок?

Отец не обратил внимания, зато заметила мачеха – ей показалось, в голосе мальчика сквозила надежда.

– Не волнуйся, сынок, – успокоил отец, – все будет хорошо.

Так и случилось. Искрящимся весенним утром, когда можжевельник стоял в цвету, на свет появилась здоровая и крепкая девочка. Мальчик любил сестренку, а девочка, которую назвали Малене, любила брата, это каждый видел.

Из-за этого мачеха возненавидела его еще больше. Ей была ненавистна мысль о том, что он, он один, унаследует все имущество, когда ее муж однажды уйдет в мир иной.

Во дворе смеялись дети, а у нее в голове стояла картинка – голова мальчика под водой. Ее рука, вцепившаяся ему в волосы. Его брыкающееся тело, которое наконец обмякает.

– Чему ты улыбаешься, мама?

– Мачеха обернулась и посмотрела на дочь, стоявшую в дверях чердачной комнатки.

Щеки девочки раскраснелись. Они с братом играли в салочки, бегая вокруг можжевельника. Она и не заметила, как дочь вошла.

– Просто подумала о чем-то. – Женщина снова развернулась к окну и посмотрела на мальчика, карабкающегося по можжевельнику.

Чертов куст. Его она тоже не любила. Что-то в нем было такое, отчего у нее по коже бежали мурашки, а сердце билось быстрее. Когда ветер играл листьями, куст будто шептал что-то, и она уговорила мужа срубить его. Этот куст напоминает о ней, так она сказала. Прошипела: «Теперь я твоя жена, и у тебя от меня ребенок. Тебе полагается больше всех любить меня, а не ту, что умерла».

«Ладно», – ответил он и, понурив голову, пошел за топором. Но куст не брали ни блестящая сталь, ни зубья пилы. На коре не осталось ни зазубрины.

Может, куст и впрямь волшебный, хоть на нем и не было золотых плодов и серебряных листьев. Волшебный или…

«Заговоренный», – подумала она, наблюдая, как мальчик ползает в глубине куста. Надеялась, что у него соскользнет нога, и, падая, он сломает шею.

Тут она поняла, что дочь все еще стоит позади нее и что она что-то попросила. Женщина попросила девочку повторить.

– Можно мне яблоко, мама?

Яблоки хранились в большом сундуке, там было прохладно, и плоды не гнили. Но обитая железом крышка была слишком тяжелой для детей, сами ее поднять они не могли.

Она кивнула, пошла к сундуку, достала одно яблоко и протянула дочери.

«Братец тоже хочет яблоко», – сказала Малене.

В ту же секунду в сердце женщины вспыхнула злость, унять которую становилось все труднее. Отчасти злость была обращена на дочь. «Что ей стоит тоже возненавидеть этого мальчишку?»

– Ах, он тоже хочет. – Голос в любой миг готов был перейти в шипение. – Так пусть сам придет и возьмет. Ты что ему, прислуга?

– Нет, но…

– Пока он не придет, ты тоже ничего не получишь! – Она бросила яблоко обратно в сундук и захлопнула крышку. – Пора привыкать. Сначала твой брат. Всегда.

В слезах Малене вышла из комнаты и пошла к можжевельнику.