Жвачка и спагетти

— Конечно, меня зовут не Ромео!

Она сразу стала серьезной и с непередаваемым выражением промолвила:

— А жаль…

Американец задался было вопросом, что означают эти слова, но она снова заговорила:

— Вы женаты?

— Нет. А вы, может быть, помолвлены?

Она уставилась на него:

— Вы что же думаете, синьор, будь я помолвлена, я бы сидела сейчас с вами?

Сайрусу А. Вильяму вспомнилась Мика, но он счел неуместным объяснять, что в Вероне, по его мнению, возможно все.

— Я и не воображала, что когда-нибудь буду дружески беседовать с американцем.

— Да и я поднял бы на смех любого, кто сказал бы мне, что настанет день, когда мне будет радостно болтать с молодой итальянкой на уличной скамье… прямо как влюбленный.

— А вы были когда-нибудь влюблены?

— Нет.

Ответ был искренним. Она встала.

— Мне пора. Надо еще кое-куда забежать… До свиданья!

— Джульетта…

Он взял ее за руку.

— Мы ведь еще увидимся?

— А нужно ли?

— Я еще не могу точно сказать, почему, но уверен, что нужно!

Они уговорились встретиться на другой день в это же время на этой же скамье. Пока они прощались, над ними с рокотом пронесся самолет. Это был тот самый рейс, которым Сайрус А. Вильям должен был вернуться в Бостон к Валерии.

* * *

Хотя не было еще трех часов, парикмахерская Винченцо Маттеини была полна народу. Сайрус А. Вильям уселся среди клиентов, ждущих своей очереди.

Среди хлопочущих парикмахеров один, самый старший и являвшийся, по-видимому, непререкаемым авторитетом для остальных, как раз и был, как решил Лекок, синьором Маттеини. Занятный тип, необычайно волосатый, с романтической седеющей шевелюрой, пышными усами, щеками, отливающими синевой, не считая заросших шерстью ноздрей и ушей. Темные волосы на пальцах росли до самых ногтей.

Все болтали, и каждый повышал голос, чтобы перекричать шум. Лекок под испытующими взглядами соседей распечатал плитку жевательной резинки и принялся мирно жевать, убаюкиваемый гулом голосов. Вдруг чья-то реплика вывела его из оцепенения:

— Ну, Маттеини, ты мастер!

Лекок угадал: волосатый парикмахер и был хозяин. Он ловко сдернул салфетку с шеи клиента, глядящегося в зеркало, и сказал, склонившись в шутовском поклоне:

— Вот и все, синьор Эдуардо делли Инносенти. Свеж и румян, как мальчик!

— Ага, Винченцо… по крайней мере, с фасада!

Сопровождаемые смехом, оба направились к кассе, и Маттеини сказал:

— Триста пятьдесят лир с тебя, Эдуардо.

Сайрус А. Вильям подошел, когда делли Инносенти говорил:

— Вот, держи пятьсот.

Американец спросил:

— Вы синьор Маттеини?

Винченцо, шаривший в ящичке, обернулся.

— Да. А что такое? Вы от какой-то фирмы?

— Не могу этого отрицать, синьор.

— В таком случае мне ничего не нужно.

— Хотел бы я сказать то же самое о себе!

Винченцо пожал плечами в знак того, что сейчас не расположен к шуткам.

— Значит, триста пятьдесят да пятьдесят — четыреста, да сто — пятьсот…

Пока Эдуардо пересчитывал сдачу, Сайрус А. Вильям выложил на кассу перед Маттеини фотографию Росси:

— Видели когда-нибудь этого человека?

Парикмахер подозрительно взглянул на Лекока:

— А кто вы такой, синьор?

— Полиция… — шепнул американец. И добавил вслух: — Так он вам знаком или нет?

— Нет. Ну, до свиданья, Эдуардо… Амедео, твоя очередь: иди, наведу тебе красоту, ты в этом нуждаешься!

Сайрусу А. Вильяму веселость Маттеини показалась принужденной. Он задумчиво взял фотографию и вышел, убежденный, что надо будет еще наведаться сюда.

* * *

По дороге в комиссариат американец гадал, что думает о нем Тарчинини, считающий, что он уехал в Америку, даже не зайдя проститься. Вот он удивится!

— Синьор!.. Эй, синьор!

Лекок машинально обернулся и увидел трусившего за ним клиента Маттеини, который находился у кассы одновременно с ним. Тот, запыхавшись, выдохнул:

— Из… извините, синьор, ноги… ноги у меня уж… не те…

— Передохните, прошу вас.

— Не останавливайтесь, хорошо? Не надо, чтобы на нас обращали внимание.

Заинтригованный Лекок повиновался, и они пошли рядом.

— Так вот, синьор, может быть, я вмешиваюсь не в свое дело, но это насчет карточки, которую вы показывали Маттеини…

Сердце американца усиленно забилось.

— Ну?

— Не понимаю, почему Маттеини сказал, что не знает его.

— А вы его знаете?

— Конечно! Это клиент Маттеини — чудной, правда, но клиент, завсегдатай, ей-богу! Хотя я его с понедельника не видел…

— Действительно, странно, что Маттеини не вспомнил его.

— Правда ведь? Я, надо вам сказать, каждый вечер захожу к Винченцо посидеть, поболтать, и этот тип давно уже меня интригует… Он являлся за час до закрытия и всем уступал очередь, как будто хотел остаться последним.

— Может быть, ему нравилось в парикмахерской? Поболтать…

— То-то и оно, что он никогда ни с кем не говорил!

* * *

Если Тарчинини удивился, увидев входящего Лекока, то виду не подал и только заметил:

— А я думал, что вы улетели в Бостон.

— Не простившись?

— Ну да… Вы что же, опоздали на самолет?

— Нет, просто мне расхотелось уезжать.

— А!

Сайрус А. Вильям облокотился на стол комиссара.