Жженый сахар

— Что случилось? — спрашивает свекровь. Ее глаза кажутся мутными за заляпанными стеклами очков. Взгляд мечется по комнате, зрачки похожи на двух черных рыбок, прыгающих в воде. Она видела, что ее сын спит на диване в гостиной, изгнанный из собственной спальни, с собственного супружеского ложа. И теперь она злится. Ей не нравится, что я не смогла обеспечить достойные условия для сна ее сыну и внучке.

— Она не спала на кровати. А на полу сразу уснула.

— Ты сама-то спала?

— Нет, почти не спала. Мне надо было подумать.

— О чем?

— Об именах. Надо дать девочке имя.

Она подходит ко мне ближе. Сейчас я ей не так отвратительна, как обычно. У нее почти дрожат губы.

— Я решила, что выбирать будете вы. Вы с Дилипом.

Ее лицо озаряется светом. Она не скрывает своего счастья.

— Правда?

— Зачем бы я стала говорить неправду?

— Я имею в виду, — говорит она, чуть успокоившись, — ты уверена, что действительно этого хочешь?

— Да, конечно.

Окна закрыто. Я не помню, когда решила его закрыть. Свет разливается по исцарапанному стеклу. Есть ли у меня право давать имя дочери после сегодняшней ночи?

У моей мамы красивое имя. Тара. Это значит «звезда», одно из имен богини Дурги. Как Кали Мата.

Она назвала меня Антарой не потому, что ей нравилось это имя, а потому, что она ненавидела себя. Ей хотелось, чтобы жизнь ее дочери была настолько отличной от ее жизни, насколько это возможно. На самом деле «Антара» означает «Не-Тара». Антара должна быть не такой, какой была ее мать. Но где-то в процессе нашего разделения мы с ней стали врагами.

Может быть, наши с ней отношения были бы лучше, если бы она изначально не определила мне роль своей полной противоположности, призванной оправдать ее существование. Как мне самой избежать той же ошибки? Как уберечь свою дочь от такой тяжкой ноши? Может быть, это в принципе невозможно. Может быть, я просто тешу себя иллюзиями.

Малышка все же уснула. Она глубоко, тяжело дышит во сне. Воздух врывается в легкие, раздувает живот. Я подношу руку к ее носу. На мгновение мне кажется, что моя девочка дышит огнем, и решаю, что про себя буду звать ее Кали.

* * *

Если кормление — форма любви, то прием пищи — форма смирения. Любая трапеза — это беседа, и все, что не сказано вслух, остается в еде. В научных экспериментах мыши, которых держат на низкокалорийной диете, начинают пожирать друг друга.

В научных экспериментах крысы, сидящие в тесном замкнутом пространстве, отгороженном огнеупорной тканью, умирают через неделю.

Безусловно, надо учитывать многие переменные, но общий смысл ясен. Я распахиваю все окна и выставляю еду на столы.

Мы с Дилипом никогда не бываем одни. Мы почти не разговариваем, и супружеские обязанности отошли в прошлое. Мы просто пытаемся удержаться на плаву.

В те ночи, когда мне удается уснуть, мне снятся такие яркие сны, что, по сравнению с ними, утренние пробуждения кажутся вялыми и сухими, как ватные шарики. Все как будто подернуто дымкой, из мечети в конце нашей улицы несутся протяжные, заунывные призывы к молитве.

Свекровь сдувает с меня пылинки, изображает большую любовь. Называет меня красавицей, своим бесценным ангелом. Она, наверное, где-то прочла, что есть верный способ завоевать девушку, укравшую у тебя сына: заставить ее поверить, что она стала тебе дороже, чем собственный сын. Убить ее добротой.

Иногда мне действительно хочется всех убить. Вернее, не мне, а той версии меня, которая явно решительнее и сильнее меня настоящей. Моей мужской ипостаси. Я представляю, как это будет. Их тела брошены гнить. Из них вытекает кровь разных цветов, и Аникка довольна, что они мертвы. Она понимает, что так они красивее. Мы сжигаем их вместе, и сажа и пепел не касаются наших одежд.

Аникка. Мою дочку назвали Аниккой. Такой звук издают птицы при спаривании. Ее имя какое-то незавершенное, нью-эйджевое, бессмысленное. Когда я спросила, что оно означает, никто не смог мне ответить, но свекровь заявила, что, когда она вырастет и поедет учиться за границу, ее будут называть Анни, для краткости. Моя бабушка говорит, что это одно из имен богини Дурги, и я более-менее успокаиваюсь, но снова злюсь, когда забиваю ее имя в поиске, и первое, что он мне выдает — биография американской порнозвезды.

Дилип, уставший от моих вопросов, говорит:

— Если ты не хотела, чтобы я выбрал ей имя, то назвала бы ее сама.

Я знаю только одно: если ты заперта в четырех стенах в компании со столькими женщинами, запросто можно сойти с ума. Да, действительно можно сойти с ума, когда время дня определяется не по часам, а по уровню воды в вазе с цветами.