ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

Сергей и Илья играли в карты. «Дома играют в винт боро­датые мужики — молодые мои два сына», — пишет он о них в дневнике, как о чужих людях. В третьем часу ночи Со­фья Андреевна разбудила его: «Прости меня, я рожаю, мо­жет быть, умру». Этой ночью родилась их последняя дочь Александра. Толстой остался в семье. Но радости от этого никто не испытывал.

Татьяна Львовна оказалась права, когда писала в днев­нике, что отказ от собственности не изменит характеры членов семьи, а породит в них озлобление.

Первым озлобился Илья. Он рано женился на Со­нечке Философовой, дочери вице-президента Акаде­мии художеств, по мнению Толстого, девушке «славной, простой, здоровой, чистой». Но, увы, небогатой. По су­ти, бесприданнице. Это было в характере сыновей Тол­стого — не искать себе богатых невест и жениться только по любви. Так же когда-то поступил их отец.

Молодожены поселились в Гринёвке, принадлежавшей Софье Андреевне. Первое время они были абсолютно счаст­ливы. Илье было по душе сельское хозяйство. Он был мас­теровит, любил плотничать и столярничать. Но скоро его настроение изменилось.

Он начинает чувствовать себя «управляющим» в име­нии матери. И это ему не нравится. Исподволь, а затем и откровенно он заводит разговоры о разделе собственности отца. В семье Толстых происходит то же, что было в крес­тьянских семьях: женившись, сыновья хотели жить само­стоятельно, а не под началом отца, и требовали раздела се­мейной собственности. В первую очередь — земли...

Только «отцом» оказалась Софья Андреевна.

Между ней и Ильей начали вспыхивать ссоры. На ху­торе матери Илья держал лошадей, из молока которых де­лали кумыс для отца. Вот запись в дневнике Софьи Анд­реевны во время приезда Ильи:

«Илья вдруг говорит: "А я вам кобыл для кумыса не дам". Я вспыхнула и говорю: "Я тебя и не спрошу, а прика­жу управляющему". Он тоже вспыхнул и говорит: "Управ­ляющий — я". — "А хозяйка — я". Была ли я уставши или уж очень он меня намучил разговором о деньгах и именье, только я страшно рассердилась, говорю: "До чего дошел, отцу на кумыс кобыл пожалел, зачем ты ездишь, убирайся к черту, ты меня измучил!"».

Из всех сыновей больше всех Толстой любил Илью. И внешне, и характером Илья был похож на отца — такой же упрямый и неуправляемый. Толстой почему-то жалел Илью. Он был заранее уверен, что тот будет несчастлив. (Так и случилось.) И Толстой решился на раздел.

Это был беспрецедентный поступок. Не просто раздел, но окончательный и бесповоротный отказ Толстого от всей собственности, «как если бы я умер».

«В июле[24] 1891 года, — вспоминал Сергей Львович, — все мы — братья и сестры — съехались в Ясной Поляне для обсуждения предполагаемого отцом раздела его имений между нами. Отец оценил все свои имения вместе с куплен­ными матерью двумя небольшими имениями Овсяннико­вым и Гринёвкой приблизительно в 500 ООО рублей и peumji распределить все эти имения поровну на девять человек — нашу мать и восемь его детей. Каждую часть он оценил в 55 ООО рублей. После совместного обсуждения этого дела было установлено, согласно предложению отца, следующее распределение долей каждого: Ясная Поляна была разделе­на на две части — одна часть передавалась матери, другая — малолетнему Ивану, бывшему под ее опекой; Никольское- Вяземское вместе с Гринёвкой разделялось на три части: я получал часть с усадьбой с условием заплатить 28 ООО сес­тре Тане, Маша получала среднюю часть Никольского, Илья — Протасовский хутор вместе с купленной матерью Гринёвкой, где он поселился; Татьяна — 28 ООО от меня и купленное матерью Овсянниково, Лев — московский дом и участок в самарском имении, трое младших, кроме Ива­на, опекаемые матерью, получили остальное самарское имение. Маша, разделявшая убеждения отца, отказалась от своей части, и ее часть была передана матери.

Тогда я предложил матери, на что она согласи­лась, передать мне Машину часть Никольского-Вязем­ского с обязательством уплатить ее стоимость, то есть 55 ООО рублей. Таким образом я взял на себя обязатель­ство уплатить сестрам 28 ООО + 55 ООО = 83 ООО, что состав­ляло около ста рублей с десятины имения».

За этими сухими цифрами крылась настоящая драма. Члены семьи Толстого делили его имущество, как наслед­ство, будто он умер. Но Толстой не умер. И находился в том же доме, где жена и дети делили между собой его наслед­ство...

Строго говоря, Толстой исполнил долг перед женой и детьми. Ведь он передавал им «в наследство» гораздо больше, чем когда-то получил от отца. И вот странное совпадение. «Наследство» составило полмиллиона рублей. Ровно столь­ко же составляли долги его деда Ильи Андреевича, которые тот оставил в «наследство» его отцу — Николаю Ильичу.