– Я – пространство, – говорю я. Слова вылетают из моего рта писком, как у жалкой песчанки. Закрываю глаза, вспоминаю, кем я стал, начинаю снова: – Я – ПРОСТРАНСТВО! – ору во весь голос.
– …себя гомиком, – договаривает Скотти. Обезьяны одобрительно ворчат.
Уэб вздрагивает, и примерно секунду я уверен, что он вот-вот сорвется с места и начнет лупить их в живот. Вместо этого он поворачивается лицом ко мне.
– Пространство, – говорит Уэб, подрагивая. – Ты не можешь быть со мной. Ты не можешь быть здесь. Выжить может только один из нас. И этим кем-то буду только я. Ты должен уйти – сейчас же!
– Время, – говорю я, глядя на него сверху вниз. – Я не уйду. Мне некуда идти. Без меня ты даже не будешь существовать.
Уэб запрыгивает на стол.
– Нет! – вопит он. Пара девчонок вскакивает с мест. – Тебе не дозволено быть здесь!
– У меня нет выбора! – ору я в ответ.
ШМЯК: он притворно бьет меня по лицу, и я сваливаюсь со стола, приземляясь на пол на все четыре конечности в позе, достойной Человека-Паука. Слышу, как стулья скрипят по линолеуму, зрители вскакивают, чтобы лучше видеть происходящее.
Он поднимает руки.
– Уходи! Сейчас же! Тебе не пережить это время!
Вскакиваю на ноги.
– Я не уйду! Если ты не примешь меня, то однажды умрешь
Меня пронзает разряд. На миг вываливаюсь из своей придуманной шкуры в настоящую. НЕТ!
– Я НЕ УЙДУ! – кричу, опять влезая в шкуру Зигги. – Ты должен принять меня, чтобы мы оба выжили! Принять меня таким, КАКОВ Я ЕСТЬ!
Снова запрыгиваю на стол и распахиваю кимоно одним стремительным движением, взметнув его над нашими головами, после чего оно изящно планирует на пол. Моя грудь покрыта той же золотой сверкающей звездной пылью, что и лоб.
Аудитория снова ахает.
– Я не знаю, как это сделать, – говорит он.
Я хватаю его за сжатые кулаки.
– Мы должны увидеть друг в друге тех, кто мы есть на самом деле! Вне рамок этой формы! Это единственный способ.
Класс заполняет тишина.
Потом:
– Ты прав, – говорит он, голос его чуть громче шепота. – Преодолеем пространство, и все, что у нас останется, – это Здесь.
– Преодолеем время, и все, что у нас останется, – это Сейчас, – вторю ему я.
– А Здесь и Сейчас – это место, где живет Любовь, – говорим мы хором.
Мы смотрим друг другу в глаза, словно остались единственными людьми в классе, единственными людьми во вселенной.
Потом он произносит, тихо-тихо:
– Я тебя вижу.
– Я тебя вижу…
И пару секунд стоим неподвижно. Я ничего не слышу, не вижу никого другого.
Только Уэб и я, дышим…
Наши руки переплетаются. Мы медленно втягиваемся в этакое инь-янское объятие, стоя на столе в классе мистера Дулика, полном сломанных людей, в сломанном маленьком Крев-Кёр, который находится посреди сломанной страны, дрейфующей на сломанной планете, которая вращается посреди Солнечной системы, существующей в Галактике посреди базиллиона[46] других систем вне пространства и времени…
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Его грудь скользит по моей, его пот растапливает нескончаемые иголочки, последствия моих процедур, точно так же, как тем вечером их растворяли дождевые капли. Его сердце тоже бьется так сильно и быстро, что я не могу понять, какое из них на самом деле мое.
Вновь соскальзываю в собственную шкуру. Отстраняюсь от него и складываю руки на груди. На какой-то миг я уверен, что на самом деле остановил время: у всех застывшие лица.
Потом:
– Педики! – Скотти разбивает тишину своим мерзким ублюдочным-подвид-подростковым голосом.
Пара Обезьян ухмыляется.
Я чувствую, как рядом со мной напрягается Уэб. Иисусе, только не сейчас! Динамитная шашка подожжена, шнур искрит. Я хватаю его за руку как раз в тот момент, когда в дальнем конце класса вскакивает Дулик, бешено аплодируя. И бежит к нам по проходу. Старла смотрит на меня с нечитаемым выражением – то ли лучик любви, то ли не-пойми-что-такое – как тогда, когда говорила, что уезжает на все лето.
– Это было… я просто не знаю… – выдыхает Дулик. – Не могу найти слов… Это было…
–
– Это было просто… запредельно, друзья! Феерически. Невиданно. О**ительно запредельно!
А вот это заставляет замолчать даже Обезьян. Дулик НИКОГДА не использует матерных слов, хоть и позволяет их в классе. Его лицо мокро от слез.