Не знаю, смогу ли я когда-нибудь заслужить Ваше прощение за мое внезапное исчезновение. Я была вынуждена сделать этот невыносимый шаг ради сохранения Вашего имени. Узы, связавшие меня с Вами, были настолько безумными и сладостными, что в какой-то момент я со страхом осознала, в какую пропасть они могут унести нас обоих, не остановись мы вовремя. Нет, не подумайте, что я оказалась малодушной и трусливой. Во мне не было страха за себя. Более того, я бы отдала многое, если не все, чтобы остаться с Вами. Но я не смогла бы простить себе, если наши с Вами отношения хоть как-то причинили бы вред Вам, Вашему делу и Вашей репутации, стань они публичным достоянием. Я решила уйти из Вашей жизни, зная, насколько тяжело мне дастся разлука с Вами. Простите, если эта разлука причинила боль и Вам. Я не знаю, сколько мне суждено будет прожить на этой земле, но клянусь, что Вы навсегда останетесь в моем сердце и в моей памяти. До конца дней во мне останется неутолимое желание снова познать Ваши руки, Ваши губы, Ваше тело… Желание снова услышать Ваш голос и заснуть от Ваших слов…
Зигмунд бережно сложил письмо пополам, убрал его в конверт и вернулся в дом. Его лицо, казалось, отражало все только что пережитые чувства: счастье, щемящую сердце тоску, мудрое смирение и юношескую взволнованность. Он подошел к пожилой смотрительнице музея и, глядя на нее с нежностью, вернул письмо.
– Вы возвратили меня к жизни, – загадочно улыбнулся он.
– Разве вы не оставите письмо себе? – околдованная его взглядом, чуть дыша, произнесла старушка.
– Я буду Вам очень признателен, если Вы передадите его в архив… Пусть оно хранится там… До следующего визита… родственника Фрейда…
Рот старушки беззвучно раскрылся, морщинистой ладонью она прижала письмо к груди и растерянным взглядом проводила вежливо раскланявшихся джентльменов.
Дорога от дома-музея Фрейда на юг Лондона была приятна и легка.
– Скажите, на что вы способны ради любви? – мечтательно спросил Дэвида старик.
– Ради любви?.. – застигнутый врасплох, задумался тот, стараясь не терять из вида едущие впереди машины. – Наверное, на многое…
– Да… – удовлетворенно протянул Зигмунд. – Я всегда был уверен, что ради любви могу пойти на все…
Жертва
– Что может быть лучше, чем просто валяться под летним солнцем и ни о чем не думать?
Подложив руки под голову и мусоля в зубах травинку, растянулся на земле Гильберт, наслаждаясь беззаботным ничегонеделанием в кругу своих друзей.
– Еще лучше валяться с красивой девчонкой… – полулежа, оперевшись на локти, пробурчал Джейсон, ревниво следя за упоенно целующимися Зигом и Лорой, для которых весь мир, включая их приятелей, перестал существовать.
– Да… С девчонкой это было бы здорово! – согласился с Джейсоном Дастин, разглядывая компанию весело хохочущих девушек, что загорали у самой кромки реки. День выдался на загляденье солнечным и жарким. Казалось, что вся молодежь Энн-Арбора вывалила в Gallup Park, поэтому посмотреть было на кого. Единственный, кто не замечал никого и ничего вокруг себя, был Алан. Сидя в позе лотоса и опустив голову вниз, он погрузился в чтение «Старика и море» Хемингуэя, изредка поправляя тяжелые очки, съезжавшие с горбинки носа.
– Девчонки… Все наши беды из-за них! – повернулся набок Гильберт и, подперев рукой голову, тоскливо посмотрел на плещущихся в воде девушек.
– Да ладно! Какие от них беды? – возразил Джейсон.
– Да взять хотя бы Кеннеди! Стоило ему замутить с Монро, и чем все это кончилось? Ее нашли мертвой, а его через год убили! – напомнил о недавних и таких шумных трагедиях Гильберт.
– И какая тут связь? – поморщился в недоумении Джейсон.
– Самая что ни на есть прямая! – с наивной простотой заверил Гильберт. – Президент Соединенных Штатов – любовник голливудской звезды. Она могла слишком многое узнать от него!
– И что?