Читаем Зигмунд Фрейд полностью

– Самое забавное, – улыбнулся Зигмунд на неуклюжий комплимент Дэвида, – что когда я уже был в Англии, то во время одного из выступлений высказал мнение, что Чехословакия является островом свободы, окруженным тоталитарными государствами. Гитлер пришел от этого в бешенство и приказал своим генералам «ликвидировать» меня, как только они оккупируют туманный Альбион.

– Извините…, могу ли я предложить вам что-нибудь выпить? – подкатил к дивану стеклянный сервировочный столик с напитками немного стеснительный парень, одетый в костюм Викторианской эпохи.

– Да, конечно, – оторопел от его внешнего вида Дэвид и, растерянно переглянувшись с Зигмундом, спросил: – А что у вас есть?

– Вино, шампанское, коктейли, водка, – перечислил парень с отзвычивостью бывалой стюардессы.

– А какой-нибудь сок? – попросил Дэвид.

– Есть морс из свежеразмятой клюквы. Очень хорошо освежает, – порекомендовал парень, с непонятной жалостью глядя на гостей хозяина.

– Морс из клюквы?.. Подходит?..

Вопросительно посмотрел Дэвид на старика, сморщив кисло нос. Зигмунд неприхотливо кивнул. Парень разлил ярко-бордовый напиток из хрустального графина по бокалам и подал их джентльменам.

– Мм! – одобрительно протянул Дэвид, отпив глоток морса. – Действительно, освежает! – согласился он, не нуждаясь больше в услугах парня. Тот понятливо кивнул и удалился, оставив столик у дивана.

– Очень даже неплохо! – поделился ощущением Дэвид, подняв бокал до уровня глаз и рассматривая осевшую на стенках мякоть.

– Вполне, – поддержал его Зигмунд.

Оба приняли несколько отрешенный вид, подобающий светским людям. В этот миг, откуда ни возьмись, около дивана появился мальчишка лет шести. Ерзая за спинкой дивана, он с детским любопытством подглядывал за двумя растерявшимися от его внезапного появления мужчинами. Те сделали вид, что не замечают его, но поняв, что мальчишка никуда не испарится, решились заговорить.

– Как тебя зовут? – спросил Зигмунд.

– Филипп, – ответил тот, залезая на спинку дивана.

– Ты сын Сергея Сергеевича? – предположил Зигмунд.

– He-а! – помотал головой мальчишка. – Он друг моего папы.

– Ага! – принял к сведению Зигмунд.

– А я знаю, как тебя зовут! – деловито глядя на старика, уверенно заявил маленький Филипп.

– Да? И как? – рассмеявшись, вмешался Дэвид.

– Зигмунд! – хмуро произнес мальчишка.

Глупая улыбка спала с лица Дэвида.

– А откуда ты меня знаешь? – с должной серьезностью отнесся к словам Филиппа Зигмунд.

– Ты мне во сне приснился, – доверчиво признался тот старику.

– Во сне?.. Как интересно!.. – заинтригованно встрепенулся Зигмунд.

– Да, во сне! – Филипп, оживленно махая руками, спрыгнул на пол и снова вскарабкался обратно на спинку дивана. – Ты рассказал мне, что когда был маленький, то тебе приснился один страшный сон.

Он округлил глаза и без умолку затарахтел.

– Ты увидел, как твою маму схватили какие-то мужчины. У них были настоящие клювы, как у птиц! Они унесли твою маму на постель и стали ее там клевать. Тогда ты закричал и проснулся. Ты боялся, что твоя мама умрет! А еще ты сказал, что у тебя был товарищ, с которым ты играл. Его звали, как меня, Филипп. Он научил тебя одному плохому слову. Оно похоже на слово «птица»… На немецком, кажется… Но только оно означало, то, что делают друг с другом дяди и тети в кровати… Я однажды видел, как это делали мои папа с мамой!

– А я тебе еще что-нибудь рассказывал во сне? – взволнованно прервал Зигмунд мальчишку, вернув его обратно к рассказу об увиденном сне.

– Да! – хитро зажмурился он. – Ты сказал, что твой брат, ну тот, что от другой мамы, мог быть папой твоей младшей сестры. Потому что он и твоя мама были почти одного возраста и оставались вдвоем. И его тоже звали Филиппом! Теперь у тебя три знакомых Филиппа! – возбужденно воскликнул мальчишка.

– Это правда… Теперь у меня три знакомых Филиппа… – озадаченно задумался Зигмунд.

– Это что, действительно правдивая история, то что он сейчас тут наговорил? – тихо поинтересовался Дэвид у Зигмунда, недоверчиво косясь на мальчишку.

– Абсолютно правдивая, – горько подтвердил Зигмунд. – Один к одному.

– Неужели вы ему верите?! – скептично спросил Дэвид.

– Я бы хотел иметь выбор, – растерянно взглянул на него Зигмунд.

– Ну же, бросьте! – призвал Дэвид хорошенько подумать над рассказанным. – Современные дети очень смышленые. Им с пеленок доступны компьютеры, телефоны и другие устройства. Он наверняка начитался о вас в Интернете. Ну в той поисковой системе, что я вам с утра показывал. Увидел, что вы похожи на Фрейда, то есть на самого себя, но он-то об этом не знает, поэтому и решил вас разыграть. Всего лишь детская шутка забавы ради, – попытался он убедить старика.

Но Зигмунду доводы показались сомнительными. Уловив внутренние колебания старика, Дэвид предпринял хитроумную попытку разоблачить маленького врунишку.

– Филипп… – заискивающе подозвал он мальчишку. – А ты знаешь, как меня зовут?

– Нет! Тебя же не было в моем сне! – невозмутимо ответил тот.

– Я так и подумал! Спасибо! – поблагодарил «мелкого выдумщика» Дэвид, мысленно пожурив его за «бессовестный розыгрыш».

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивные мемуары

Фаина Раневская. Женщины, конечно, умнее
Фаина Раневская. Женщины, конечно, умнее

Фаина Георгиевна Раневская — советская актриса театра и кино, сыгравшая за свою шестидесятилетнюю карьеру несколько десятков ролей на сцене и около тридцати в кино. Известна своими фразами, большинство из которых стали «крылатыми». Фаине Раневской не раз предлагали написать воспоминания и даже выплачивали аванс. Она начинала, бросала и возвращала деньги, а уж когда ей предложили написать об Ахматовой, ответила, что «есть еще и посмертная казнь, это воспоминания о ней ее "лучших" друзей». Впрочем, один раз Раневская все же довела свою книгу мемуаров до конца. Работала над ней три года, а потом… уничтожила, сказав, что написать о себе всю правду ей никто не позволит, а лгать она не хочет. Про Фаину Раневскую можно читать бесконечно — вам будет то очень грустно, то невероятно смешно, но никогда не скучно! Книга также издавалась под названием «Фаина Раневская. Любовь одинокой насмешницы»

Андрей Левонович Шляхов

Биографии и Мемуары / Кино / Прочее
Живу до тошноты
Живу до тошноты

«Живу до тошноты» – дневниковая проза Марины Цветаевой – поэта, чей взор на протяжении всей жизни был устремлен «вглубь», а не «вовне»: «У меня вообще атрофия настоящего, не только не живу, никогда в нём и не бываю». Вместив в себя множество человеческих голосов и судеб, Марина Цветаева явилась уникальным глашатаем «живой» человеческой души. Перед Вами дневниковые записи и заметки человека, который не терпел пошлости и сделок с совестью и отдавался жизни и порождаемым ею чувствам без остатка: «В моих чувствах, как в детских, нет степеней».Марина Ивановна Цветаева – великая русская поэтесса, чья чуткость и проницательность нашли свое выражение в невероятной интонационно-ритмической экспрессивности. Проза поэта написана с неподдельной искренностью, объяснение которой Иосиф Бродский находил в духовной мощи, обретенной путем претерпеваний: «Цветаева, действительно, самый искренний русский поэт, но искренность эта, прежде всего, есть искренность звука – как когда кричат от боли».

Марина Ивановна Цветаева

Биографии и Мемуары
Воспоминание русского хирурга. Одна революция и две войны
Воспоминание русского хирурга. Одна революция и две войны

Федор Григорьевич Углов – знаменитый хирург, прожил больше века, в возрасте ста лет он все еще оперировал. Его удивительная судьба может с успехом стать сценарием к приключенческому фильму. Рожденный в небольшом сибирском городке на рубеже веков одаренный мальчишка сумел выбиться в люди, стать врачом и пройти вместе со своей страной все испытания, которые выпали ей в XX веке. Революция, ужасы гражданской войны удалось пережить молодому врачу. А впереди его ждали еще более суровые испытания…Книга Федора Григорьевича – это и медицинский детектив и точное описание жизни, и быта людей советской эпохи, и бесценное свидетельство мужества самоотверженности и доброты врача. Доктор Углов пишет о своих пациентах и реальных случаях из своей практики. В каждой строчке чувствуется то, как важна для него каждая человеческая жизнь, как упорно, иногда почти без надежды на успех бьется он со смертью.

Фёдор Григорьевич Углов

Биографии и Мемуары
Слезинка ребенка
Слезинка ребенка

«…От высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к боженьке». Данная цитата, принадлежащая герою романа «Братья Карамазовы», возможно, краеугольная мысль творчества Ф. М. Достоевского – писателя, стремившегося в своем творчестве решить вечные вопросы бытия: «Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой». В книгу «Слезинка ребенка» вошли автобиографическая проза, исторические размышления и литературная критика, написанная в 1873, 1876 гг. Публикуемые дневниковые записи до сих пор заставляют все новых и новых читателей усиленно думать, вникать в суть вещей, постигая, тем самым, духовность всего сущего.Федор Михайлович Достоевский – великий художник-мыслитель, веривший в торжество «живой» человеческой души над внешним насилием и внутренним падением. Созданные им романы «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы» по сей день будоражат сознание читателей, поражая своей глубиной и проникновенностью.

Федор Михайлович Достоевский

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное