Читаем Зигмунд Фрейд полностью

– Там был кромешный ад! Одно отделение взвода было отрезано, и связь с ним потеряна. Командир даже не знал, где оно, поэтому взял другое отделение, сел на БТР и отправился на поиски, но впопыхах забыл сообщить об этом старшему офицеру или хотя бы взять рацию. Тут же машина попала под орудийный огонь, оказавшись в засаде Вьет Конга. Снаряды взорвали машину, и все, кто в ней был, погибли. Подкрепление прибыло на вертолетах, при поддержке артиллерии и ударов с воздуха отбросило врага. Потерянный патруль нашли, но в нем погибли все. Тела обгорели до неузнаваемости – сплошная обуглившаяся масса, – парнишка рассказал страшную историю, одну из тех, что случались здесь практически каждый день.

– Эй, бойцы! Загружаемся на борт! – прокричал из вертолета командир взвода, махнув солдатам рукой. Шустро похватав снаряжение, те, пригибаясь, перебежали полосу к шумевшим вертушкам.

– Парни! – прохрипел командир, когда вертолеты поднялись в небо. – Нам поступил приказ до заката солнца зачистить одну местность в Нагорье. Скоро там начнется кровавое месиво. Пока узкоглазые встречают свой Новый год, мы там закрепим свои позиции к предстоящей операции… Боюсь, это не очень вас обрадует, но ночевать вам сегодня придется в джунглях…

Солдаты помрачнели, ничего хорошего неожиданный приказ им не сулил, но восприняли слова командира беззвучно, и только Джейсон, отвернувшись в сторону, недовольно буркнул:

– Черт… Теперь эти насекомые заживо зажрут… Только чесаться перестал…

Летели недолго. Минут двадцать или тридцать. Зиг посмотрел в иллюминатор на открывающуюся с высоты птичьего полета панораму. Над ярко-зелеными горами низко плыли облака. Вдалеке в долине курился туман. Если бы не война, то эти места могли бы сойти за райские. Зиг вздрогнул, почувствовав, как кто-то хлопнул его по плечу.

– Приготовься, сынок! Пойдешь первым, – навис над ним командир, показав на просвет в джунглях, откуда поднимался вверх красный дым, отмечая зону высадки взвода.

Вертолет накренился вбок и резко пошел на снижение, заскользив лишь в нескольких дюймах от верхушек деревьев, чтобы уберечься от возможного обстрела снизу Пролетающая мимо земля слилась в один сплошной поток, и только какие-то тени пугливо замелькали на ней. Зависнув над местом десантирования, вертолет еще немного приблизился к земле и, как железный дракон, завилял хвостом.

– Нужно прыгать! Пошел! – гаркнул командир.

Зит кивнул, вставил обойму в винтовку и присел на краю вертушки, ботинками почти касаясь лыжного шасси.

– Давай!

Зит почувствовал, как напряглись все его мышцы и бешено побежала кровь по жилам. Вертолет нырнул и коснулся верхушек слоновой травы. Воздушный поток от лопастей поднял пыль и мусор, примяв траву кругом. Зиг схватил в одну руку каску, в другую – винтовку и прыгнул. Пролетев пятнадцать футов, он ударился о землю и откатился в сторону. Подобрав винтовку и вскочив на ноги, пригнувшись, он добежал до зарослей травы и, присев на корточки, стал наблюдать, как из четырех вертолетов один за другим выпрыгивали солдаты. Падая на землю, они кубарем рассыпались по сторонам, освобождая площадку для прыгающих следом. Высадив взвод, вертушки взвились в небо и, прибавив обороты, понеслись над джунглями прочь в сторону рисовых полей, унося с собой стрекот лопастей и оставляя взамен щемящую тревогу. Жестом руки командир указал на прорубленную сквозь густую чащу тропу, ведущую вверх к джунглям.

«Кто-то из своих накануне славно поработал здесь мачете», – мелькнула мысль у Зита.

Солдаты стянулись в цепочку и осторожно вступили в узкую просеку, продвигаясь вперед и держа между собой интервалы в пару десятков шагов. Тропа петляла, а местами уходила в заросли травы настолько, что не было видно ни того, кто шел впереди, ни того, кто сзади. Моментами у Зита складывалось странное ощущение, будто он шел один или свернул не туда и отстал от взвода. Взобравшись по склону холма, солдаты вышли на лесную тропу и, нарушая колонну, инстинктивно сбились в кучу. Солнечный свет почти не проникал через высокие заросли джунглей, а тишина вокруг стояла такая, что в ушах до сих пор гудело от пропеллеров вертушек.

– Внимательно смотрите под ноги, парни! – приглушенным голосом приказал командир, кивнув головой на заточенный колышек, как гриб, торчащий на тропинке.

Джунгли были усеяны такими врытыми в землю колышками, наступив на которые можно было запросто продырявить солдатский ботинок. Коварные вьетконговцы покрывали острые концы колышек змеиным ядом или забродившим животным жиром. И даже если это не убивало, то заставляло так страдать, что лучше было умереть сразу. Солдаты рыскали взглядами по земле, то и дело натыкаясь глазами на свежевырытые ямы-пунджи – дьявольское изобретение Вьет Конга. Изнутри ямы был утыканы бамбуковыми кольями, торчавшими остриями вверх, концы которых были измазаны вражескими испражнениями. Упав в такую яму, солдат, насаженный на кол, умирал в страшной агонии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивные мемуары

Фаина Раневская. Женщины, конечно, умнее
Фаина Раневская. Женщины, конечно, умнее

Фаина Георгиевна Раневская — советская актриса театра и кино, сыгравшая за свою шестидесятилетнюю карьеру несколько десятков ролей на сцене и около тридцати в кино. Известна своими фразами, большинство из которых стали «крылатыми». Фаине Раневской не раз предлагали написать воспоминания и даже выплачивали аванс. Она начинала, бросала и возвращала деньги, а уж когда ей предложили написать об Ахматовой, ответила, что «есть еще и посмертная казнь, это воспоминания о ней ее "лучших" друзей». Впрочем, один раз Раневская все же довела свою книгу мемуаров до конца. Работала над ней три года, а потом… уничтожила, сказав, что написать о себе всю правду ей никто не позволит, а лгать она не хочет. Про Фаину Раневскую можно читать бесконечно — вам будет то очень грустно, то невероятно смешно, но никогда не скучно! Книга также издавалась под названием «Фаина Раневская. Любовь одинокой насмешницы»

Андрей Левонович Шляхов

Биографии и Мемуары / Кино / Прочее
Живу до тошноты
Живу до тошноты

«Живу до тошноты» – дневниковая проза Марины Цветаевой – поэта, чей взор на протяжении всей жизни был устремлен «вглубь», а не «вовне»: «У меня вообще атрофия настоящего, не только не живу, никогда в нём и не бываю». Вместив в себя множество человеческих голосов и судеб, Марина Цветаева явилась уникальным глашатаем «живой» человеческой души. Перед Вами дневниковые записи и заметки человека, который не терпел пошлости и сделок с совестью и отдавался жизни и порождаемым ею чувствам без остатка: «В моих чувствах, как в детских, нет степеней».Марина Ивановна Цветаева – великая русская поэтесса, чья чуткость и проницательность нашли свое выражение в невероятной интонационно-ритмической экспрессивности. Проза поэта написана с неподдельной искренностью, объяснение которой Иосиф Бродский находил в духовной мощи, обретенной путем претерпеваний: «Цветаева, действительно, самый искренний русский поэт, но искренность эта, прежде всего, есть искренность звука – как когда кричат от боли».

Марина Ивановна Цветаева

Биографии и Мемуары
Воспоминание русского хирурга. Одна революция и две войны
Воспоминание русского хирурга. Одна революция и две войны

Федор Григорьевич Углов – знаменитый хирург, прожил больше века, в возрасте ста лет он все еще оперировал. Его удивительная судьба может с успехом стать сценарием к приключенческому фильму. Рожденный в небольшом сибирском городке на рубеже веков одаренный мальчишка сумел выбиться в люди, стать врачом и пройти вместе со своей страной все испытания, которые выпали ей в XX веке. Революция, ужасы гражданской войны удалось пережить молодому врачу. А впереди его ждали еще более суровые испытания…Книга Федора Григорьевича – это и медицинский детектив и точное описание жизни, и быта людей советской эпохи, и бесценное свидетельство мужества самоотверженности и доброты врача. Доктор Углов пишет о своих пациентах и реальных случаях из своей практики. В каждой строчке чувствуется то, как важна для него каждая человеческая жизнь, как упорно, иногда почти без надежды на успех бьется он со смертью.

Фёдор Григорьевич Углов

Биографии и Мемуары
Слезинка ребенка
Слезинка ребенка

«…От высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к боженьке». Данная цитата, принадлежащая герою романа «Братья Карамазовы», возможно, краеугольная мысль творчества Ф. М. Достоевского – писателя, стремившегося в своем творчестве решить вечные вопросы бытия: «Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой». В книгу «Слезинка ребенка» вошли автобиографическая проза, исторические размышления и литературная критика, написанная в 1873, 1876 гг. Публикуемые дневниковые записи до сих пор заставляют все новых и новых читателей усиленно думать, вникать в суть вещей, постигая, тем самым, духовность всего сущего.Федор Михайлович Достоевский – великий художник-мыслитель, веривший в торжество «живой» человеческой души над внешним насилием и внутренним падением. Созданные им романы «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы» по сей день будоражат сознание читателей, поражая своей глубиной и проникновенностью.

Федор Михайлович Достоевский

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное