Зима Джульетты

О, а голосок-то у Надюши дрожит как испуганно. И лицо сделалось совсем бледным, вылезли все возрастные бугорки и морщинки. Чем-то эта Надюша на Любочку походила. Типаж тот же, называется «наплевать на себя ближе к полтиннику, все равно моложе не станешь». Та же дебелая возрастная фигура, полные руки, спина колесом. Волосы неухоженные, лицо будто припыленное, ни кремов, ни хороших масок не знает. Да, похожа внешне на Любочку… Только интеллекта в глазах нет. Вместо интеллекта – жгучее и жадное бабье любопытство. Вот и сейчас, когда произнесла слово «невестка», тут же оглядела Юлю с головы до ног… Особенно на ногах остановилась, даже хмыкнула с насмешливой неприязнью. Видимо, ножки у потенциальной невестки действительно хороши – длинные и ровные, на тренажерах в строгости воспитанные, любая юная девица позавидует, не только эта квашня Надюша…

– Так как, Вероника Антоновна, а? – жалостливо повторила она свой вопрос. – Не нужна я вам больше?

– Ну что ты, Надюша… – усмехнулась Вероника Антоновна, в упор глядя на Юлю. – Какая невестка, ты что?.. Станет она мои пеленки перетряхивать, как же. Оно ей надо? У нее же любовь с моим сыном, разве ты не услышала?

И снова Юля не нашлась, что ответить. Растерялась.

Нет, а в самом деле?.. Стала бы она, как выразилась Вероника Антоновна, пеленки перетряхивать? Помнится, за Елизаветой Максимовной перетряхивала, и ничего, не умерла от брезгливости. Наоборот, было тогда чувство, похожее на самоутверждение – мол, долг отдает… И Елизавете Максимовне, и Сашке…

Да, стала бы. Ничего страшного в этом для Юли не было. Но не будешь ведь убеждать в этом Веронику Антоновну, тем более после такого приема? И после сарказма. Тут отдышаться бы хоть немного, паузу взять.

– Надюша, дружок, отвези меня в комнату, я очень устала, – произнесла Вероника Антоновна, складывая сухие руки на коленях. – Пусть тут без меня жизнь кипит и любовь кипит.

– Да, конечно! Сейчас! – подскочила Надюша услужливо.

Проезжая в коляске мимо Юли, Вероника Антоновна плеснула-таки напоследок отчуждением. И в гостиной осталась энергия отчуждения, тяжелая и горделивая, как старинная мебель красного дерева.

Адам обнял Юлю за плечи, молча притянул к себе. Да и не надо было ему ничего говорить, она и без того все понимала. Так же молча уткнулась ему в плечо, вздохнула тихо – ничего, все нормально… Поживем пока в отчуждении, ничего…

Так и жили ближайшую неделю, словно два подснежника в окружении холодных снегов. С нежностью и трепетом ночей, с бесконечными разговорами взахлеб. Юля узнала, что отец у Адама был человеком незаурядным и цельным, его очень уважали на кафедре. К сожалению, рано ушел из жизни, Адам еще в университете учился. И, что особенно поразило Юлю, всю жизнь был однолюбом, до конца своих дней был предан жене, Веронике Антоновне. И женился на ней, кстати, вопреки воле родителей, потому что юная Вероника была «не их круга девица», обыкновенная санитарка-простушка, даже без покушений на высшее образование. Правда, потом Вероника потянулась за мужем и все-таки получила диплом… Действительно, чего ради любви не сделаешь!

А еще она узнала, что Адам работает финансовым директором в крупной компании. Что может не ответить на ее звонок, потому как совещание проводит. Но обязательно потом перезвонит, не забудет это сделать ни при каких обстоятельствах. У них даже профессиональные темы оказались общими, и Адам предложил ей место в своей компании, чтобы и днем была возможность увидеться.

Но Юля пока сомневалась – стоит ли. Как-то слишком быстро закручивалась в клубок эта новая жизнь, не давала передохнуть и опомниться. Жизнь с ее торопливыми сборами по утрам на работу, с ужинами в кафе и поздним возвращением домой. А дома – стена отчуждения от Вероники Антоновны, хоть головой об эту стену бейся. Адам заходил к матери в комнату, но она и сына гнала с неприязнью – иди, мол, не теряй на меня время, жену свою ублажай. Да еще и зима в одну из ночей нагрянула неожиданно – выпала снежным покрывалом на желтые, не успевшие облететь листья, и они трепыхались под ним, обескураженные и слепые. И утренняя метель в лицо, как напоминание для Юли – вот она я, зима Джульетты. Я скоро вернусь, я все равно от тебя никуда не денусь…

Вечером – ужин в кафе, со свечами. А за окном – опять снежное кружение. Сквозь пламя свечи плывет невеселая улыбка Адама:

– Юль, не грусти. Все у нас будет хорошо. Все образуется, вот увидишь.

– Послушай, Адам… А может, мы ко мне?..

– Нет. Это не обсуждается, прости. Я не могу маму убить, она воспримет это как предательство. Я уже говорил тебе – не смогу.

– А может, мы поторопились с моим переселением? Может, надо было как-то не сразу?..

– Она привыкнет, Юль.

– Но ты же видишь, как мое присутствие ее раздражает.

– Ее раздражало бы любое присутствие. Это просто банальная ревность, не бери в голову. Понимаешь, мама уже не умеет понуждать себя к рассудительности. Со старостью этот ресурс истончается, ничего не поделаешь. Ты просто не обращай внимания, не давай реакции, и раздражение со временем иссякнет.