Зима мести и печали

Выбравшись в приемную, кидаю взгляд на заложившую меня смехотунью-секретаршу, но она уткнулась в компьютер и будто разом оглохла и ослепла, чего ей от всей души и желаю… Впрочем, пускай живет. Кстати, еще раз убеждаюсь в том, что если человек много и не по делу смеется, жди от него любой пакости – большая сволочь.

Вечером от нечего делать бестолково болтаюсь по развеселой улочке имени Бонч-Бруевича. Вокруг все оттенки синевы – от темной, почти черной на земле до голубовато светящейся над головой. Улочка в огнях и рекламном оре. Таком, что не слышу призывов своей мобилы, и только по зудящей задницу вибрации догадываюсь, что со мной кто-то очень хочет поговорить.

– Слухай сюда, – раздается в трубке ласковый рык Акулыча. – Я уже сообщал вашему превосходительству, что шибко интересующий ваш-ство капитан во время кончины Царя и Марго отпуск не брал. Но опосля в нашем городке нарисовался – аккурат после того, как взорвали Кота. И вроде понятно, почему: брательника Степу хоронил, который отправился в райские кущи вместе с хозяином. Однако капитан отчего-то у нас задержался и отбыл обратно в свою часть – подчеркиваю для слаборазвитых – на другой день после неудачного покушения на Принца. Смекаешь?

– Ну и что? Остался, чтобы помочь старушке-матери горе пережить.

– Птичка Королек умна и сообразительна, но ей далеко не все известно. Наш человечек с мамашей Степы уже побеседовал – под видом сантехника, он у нас офигенный специалист по унитазам. Бабочка оказалась говорливой. Всплакнула о Степушке, накормила мужика и всунула в его уши столько, что еле унес. Между прочим, поведала, что Клавдея после смертяшки любимого Кота связалась через нее с капитаном, и был у них (у Клавдеи и вояки) очень сурьезный разговор. О чем, понятия не имею, но копать в ентом направлении будем упорно, до самого донышка…

– Большая просьба, Акулыч…

– А когда она у тебя была маленькой, свиненочек? Заметь: я комплимент тебе отвешиваю, мордашка, нынче год Свиньи. Проси, юный окорок.

– Будь другом, пробей телефонные разговоры младшего сыночка Царя.

– Да ты шизанулся, Королек! Чтобы сопливый ботаник и малахольная дочурка Кота!.. И думать не моги. Как тебе только в котелок такое вступило!

– Акулыч, может, я действительно спятил, но кожей чувствую: детишки Царя и Кота явно при делах. Да, знаю я всего ничего, и все-таки чует мое сердце… Акулыч, помоги!..

Мент отвечает сопением и воркотней, но, в конце концов, сдается. А я, с полчаса послонявшись среди беспечной толпы, сажусь за руль «копейки» и двигаю домой.

Проезжая по мосту, справа от себя, на озаренном желтыми фонарями тротуаре вижу кучу малу. Поначалу намереваюсь проехать мимо, но дурацкая любознательность заставляет притормозить и вглядеться. Так и есть: человека бьют. Прямо под фонарем, никого не боятся, ублюдки. Подаю «копейку» к обочине, вымахиваю из машины, несусь к дергающейся группке и ору благим матом первое, что вбегает в башку:

– Стоять! Бояться!

На миг они замирают, превратившись в нелепые статуи, изображающие современных отморозков, и я успеваю врезать по первой попавшейся морде лица. Не заботясь о том, стоит еще пацан или уже валяется, разворачиваюсь ко второму, вбиваю кулак снизу в его челюсть, и слышу, как клацают зубы. Деваха принимается верещать и вцепляется в меня мертвой хваткой. Вообще-то с дамами я не дерусь, романтик, но не до такой же степени! Не без усилий отрываю ее клешни от себя и толчком отправляю барышню на землю, где она как-то сразу успокаивается.

Парни уже на ногах. Один из них сжимает бутылку пива, хорошо, что не нож. Жертва – мелкий мужичонка – лежит, свернувшись калачиком, в каше из снега, грязи и воды. Головенку ручками прикрыл и вставать как будто не собирается. Схватив его за воротник, рывком приподнимаю, озираясь, чтобы гаденыши не напали сзади, волоку к «копейке» и впихиваю внутрь. Влезаю сам. Завожу мотор… Грохот, треск, звон! – стекло пробила бутылка. Жму на газ и мигом пролетаю мост. Только теперь ощущаю сильную боль в пальцах правой руки.

– Это что, – спрашиваю дядьку, – ваши знакомые? Маленькая семейная разборка?

– В первый раз вижу, – отвечает, постанывая. Лицо его смутно мерцает в темноте и кого-то мне напоминает. – Шли навстречу. А когда приблизились, спрашивают: «Ты куда намылился, мужик?» И вдруг – раз, повалили, стали пинать…

– Вам куда?

– Да тут я живу, рядышком, в заводском общежитии, мне оставалось-то совсем немного пройти.

– А может, вас в травмпункт отвезти? Мало ли что…

– Спасибо, не надо. Боль вполне терпимая, – шмыгая носом, человечек вытирает платочком кровь, и я понимаю, на кого он похож: на задолбанную жизнью пожилую мышку.

Останавливаюсь возле его общаги.

– Благодарю вас, – говорит он. – Не знаю, что бы со мной сейчас было, если б не ваша помощь… А вы не в милиции работаете?

– До недавнего времени был помощником Кота. Знаешь такого? – Моя нога нетерпеливо подрагивает возле педали газа. Зеваю, мечтая поскорее добраться до дома и залечь в постель.