Зима в горах

— Краска? — повторила она, и вместо страха в голосе ее прозвучало возмущение. — Но у меня нигде нет жидкой краски…

— Не было, — сказал Роджер. — А сейчас, по-моему, есть.

Он вернулся к двери и снова распахнул ее. На этот раз, поскольку он не вглядывался в темноту, а смотрел только на дверь, он увидел всю мерзость. Кто-то выплеснул на дверь большую банку малиновой краски, и она стекла вниз, образовав на белой ступеньке липкую лужу.

Он отступил, чтобы миссис Пайлон-Джонс могла полюбоваться сама.

— Вот это вы и слышали, — сказал он. — Кто-то явился сюда и выплеснул банку краски на дверь — возможно, даже не один человек, а несколько.

Тут он вспомнил, что слышал шарканье, и в голове его промелькнула догадка. Он быстро вышел во двор и замер, напрягая слух. Откуда-то далеко снизу, с прибрежного шоссе, до него донеслось приглушенное урчанье мотоцикла. Он это отчетливо слышал — даже дождь не мог заглушить стрекота.

— Эти типы, кто бы там они ни были, приезжали на мотоцикле, — сказал он, вернувшись в дом. — Они, видно, оставляли его под горой, пока орудовали тут. Мне показалось, что я слышал, как кто-то шаркнул ногой по земле — такой звук бывает обычно, когда заводят мотоцикл.

Миссис Джонс быстро-быстро сплетала и расплетала пальцы. Волнение глядело из ее глаз и читалось в каждой линии ее тела, в морщинах лица.

— Представить себе не могу, кто бы мог это сделать. Я всегда держалась в стороне и со всеми ладила, не правда ли? Никаких врагов у меня нет. Ни одна живая душа не желает мне зла — я, во всяком случае, таких не знаю. Значит, все дело в вас.

— Что значит — все дело во мне? У меня тоже нет врагов.

— Вот этого-то вы и не знаете. Вы у нас пришлый. А люди ведь всякие бывают. Мне никто ничего плохого не сделает. Я живу здесь уже тридцать лет со всеми в мире, не так ли?

— Но послушайте, миссис Джонс. Давайте выпьем чаю и…

— Никому бы в голову не пришло швырять краской в мою дверь и портить ее. Да и кто теперь платить за это будет?

Роджер взял старушку под руку и повел, а вернее, потащил ее дрожащее сухонькое тельце в гостиную.

— Я сейчас разожгу огонь, — сказал он, нагибаясь над ведерком с углем, — а потом выпьем чаю, я мигом приготовлю его в моей славной маленькой кухоньке, и все снова станет на свои места. Это, конечно, пренеприятная история, но она ровным счетом ничего не означает. — Он подбросил два куска угля в очаг и осторожно разбил их, чтобы быстрее разгорелось пламя.

Миссис Пайлон-Джонс села там, где сидела Дженни, и уставилась на огонь — совсем как Дженни — и снова принялась говорить о своих страхах.

— Просто понять не могу, кто бы мог это сделать, ведь я никому даже слова худого не сказала.

Роджер предоставил ей ворчать. Он больше не пытался взывать к ее здравому смыслу, пока не налил две чашки и одну из них, полную крепкого ароматного чая, не вручил ее худеньким узловатым ручкам.

— Ну вот, миссис Джонс, выпейте и выслушайте меня. Нас с вами затронул лишь крошечный всплеск той бури, которая бушует во всем мире. Преступления, хулиганство — все это явления, в которых находит себе выход нерастраченная энергия молодежи. Я нисколько не сомневаюсь, что, если бы нам удалось захватить этих ребят, — а я уверен, что это молодые ребята, — мы бы обнаружили, что это типичные смутьяны, из тех, что ходят в высоких сапогах и в кожаных куртках, скорее всего прыщеватые, с низкими лбами. Из тех, что орудуют в глухих переулках и уже помечены клеймом неудавшейся жизни. Нетрудно понять, какое в них накапливается ожесточение, и выход они видят один — выместить свою досаду на ком-то еще. Ну, на своих дружках выместить ее они не могут, а конкурирующая банда — дай только повод — мигом нанесет ответный удар, поэтому они ищут беззащитных людей на стороне. Людей, которые не имеют к ним никакого отношения. Таких, к примеру, как я.

— Все равно я не понимаю, зачем им понадобилось швырять краской в мою…

— Естественно, что не понимаете. Вам это кажется бессмысленным и чудовищным. Я отношусь к этому так же. И в то же время я рад, что они не надумали учинить более жестокую расправу. То, что они измазали дверь, будет стоить мне известной суммы, однако в больницу я все же не попал. Я так и вижу, как им приходит в голову счастливая мысль и как они ликуют в предвкушении забавы. «Пошли, ребята, заберемся на склад, стянем банку краски побольше и как-нибудь ночью выплеснем ее ему на дверь; пусть поломает голову, кто это сделал».

Она смотрела на него, прищурясь, поверх края чашки.

— Значит, вы знаете, кто это был?

— Нет, конечно, не знаю.

— Но вы же знаете про них все.

— Я просто догадываюсь. Додумываю с помощью воображения, как все произошло.

— Значит, вы это навоображали, — горестно заметила миссис Пайлон-Джонс. — А я-то думала, что вы знаете. И про то, кто они, и что на них было надето, и чем они занимаются, и как они на склад за краской пошли, я-то думала, что вы по меньшей мере знаете, где они работают.

— Видите ли, миссис Джонс, я настолько ничего не знаю, что эту краску могли швырнуть даже эльфы.

— Нет у нас тут таких. Никаких цветных нет ближе Бангора.