– С чего я бишь, начал, склероз проклятый привязался, – издалека зашел Валентин. – Понимаешь, улики, ну как хочешь, но почти все указывают на тебя. С другой стороны, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, как вы с Антоном Павловичем Чеховым любите повторять.
– Спасибо на добром слове, драгоценный друг, от меня и от Антона Павловича, – с мрачным удовлетворением произнесла Катя. – У вас презумпция невиновности промелькнула ненароком. Подружка Татьяна, та сразу в колокола бухнула. Мол, Катька и убила. А ты сначала в святцы заглянул, улики какие-то нашел, лишь потом выдвинул версию. Благодарю, уважил. А особенно приятно, что сам не очень-то поверил, несмотря на тяжесть улик. Оно и внятно, несмотря на любые улики, мотивировок жуткого деяния ты никак для меня не отыскал и сам не потрудился придумать. Очень отрадно.
– Да, ладно, дитя, не гневайся, – смущенно предложил Валентин. – Я это так, для красоты слога, а обстоятельства склались так диковинно, что, поверь мне, сама согласишься, что кроме тебя – просто некому! В качестве отягощающего обстоятельства у тебя возникли двойники и даже тройники, едина ты матушка во множестве лиц, и все они криминальные. Бледный ужас.
– Я, конечно, могу послушать про твои улики, но не очень длительно, ко мне Миша собирался, а ключей у него нет. Он, разумеется, и под дверью посидит, он человек покладистый, но в подъезде толпятся неприятные воспоминания и любопытные соседи, – предупредила Катя.
– Учел и понял, почему ты трупа не заметила, один инкуб на уме, это женственно и похвально, – определил Валентин. – Ну тогда с твоего подъезда и начнем, раз он так удачно всплыл. Надеюсь, ты не забыла, как там готовилось покушение на тебя, а вышло совсем наоборот. Я, между прочим, дурака на БМВ предупреждал, что ты мастерица по части перевертышей, а он не внял. Так вот, скоро сказка сказывается, а дела делаются еще скорее. Пошел я тогда по твоему наущению в шоковое отделение больнички по имени Склиф проведать киллера-недоучку, посмотреть, не откинул ли он коньки после встречи с тобой в подъезде, спросить, как его дела, и проявить сочувствие. И нашел парня в ужасном состоянии, доктора еле разрешили свидание, вернее, не разрешили, но медбрат соблазнился импортным спиртягой, вывел страдальца на лесенку. Руки-ноги у парня почти пришли в действие, но с головой творилось нехорошее. Его преследовала нечистая сила, извини, в твоем лице. Он озирался и пугливо дергался, в каждой сестричке видел ведьму-гипнотизерку, клялся, что скорее умрет, чем откроется, поскольку тебя боялся панически.
– Ну, знаешь ли, – обиделась Катя. – Это уже навет, я ему ничего плохого не сделала, только стрельнула из темноты и нечаянно попала, потом обходилась с ним предельно мягко, и Миша его не обижал.
– Это тебе так казалось, – возразил Валентин. – Подробности зависят от восприятия, а бедалага воспринял очень худо, сейчас скажу, почему. В общем и целом, пришлось лечить пациента, перед спиртом он не устоял и, содрогаясь, открыл тайну. Они, понимаешь ли, ведьму парапсихическую у себя в «Экспрессе» давно опасались, знали за ней жуткие дела, искали острожно, а она вдруг выскочила перед парнем, там, где ее совсем не ждали.
– Позволь, у вас какая-то путаница, – гневно не согласилась Катя и возмущенно отдвинула от себя рюмку. – Как это не ждали? Позвонили из автомата на углу, умоляли выйти по выгодному делу и не отстали, пока я не согласилась. А как согласилась, этот самый ушибленный нырнул в подъезд. Кого, интересно, они ждали? Пушкина?