Зима в зеркалах

– Ворон к ворону летит, ворон ворону кричит, – обронила Катя без видимой связи с предыдущим. – Кстати о птичках, если ты начал копаться в моих тайнах, то должен знать, что я не только отпустила эту милую пташку на волю, но нашла замену. Нет, Отче, ты стал бестолков, не ему, а себе. Еще не видел? Обалдеешь!

– Так вот почему такая спешка, кое-что я слыхал, но совсем несуразное, что вы невзначай обменялись, перемешали искусство с политикой и все поголовно выиграли от замены, – сообщил некорнет Валя. – Лично я не дотумкал, но решил не углубляться.

– Погоди, скоро пригласят на свадьбу, встанем по местам и будем апплодировать, – посулила Катя, смакуя очередную рюмку.

– Гляди ты, как далеко зашло дело, наш покровитель времени зря не теряет, – заметил без удивления Валентин. – Я не любопытствую, но скажи-ка, прелестное дитя, чем эта особа знаменательна – ведь ты их посватала! Я старался долго, но тщетно, его вкусов угадать не смог. А ты смогла, теперь поделись секретом, нам ведь с ним работать и работать.

– Ну, как бы тебе доходчивее объяснить, – любезно отозвалась на призыв к откровенности компаньонка Катя. – Секретов не было, скорее всего, интуиция на грани фантастики. Сработала четко и оказалась точной до грамма. Представь себе, я их представила друг дружке, и сразу выяснилось, что в ее матушку он был тайно влюблен в раннем отрочестве. Маман, между прочим была известной балериной. Импульс вышел такой сильный, что пробки вылетели. Ну и сама конкурентка хороша на диво, на любителя, конечно. По секрету посплетничаю, был у нее ухажер, так считал ее дурнушкой и растяпой, но звал замуж по расчету, желал посильно осчастливить и одобрял наследственную жилплощадь. Друг Паша, не будь так прост, заметил воспитание и породу, и плюс мамочка ее. Почти по Фрейду. Ко всем прочим достоинствам у невесты имеются готовые дети, красавцы и баловники, бабушкины внуки, он с ними на диво хорош. Усек?

– Да, милое дитятко, сварила ты кашку, – задумчиво промолвил компаньон. – А мы с тобой теперь не побоку ли?

– А вот отнюдь, – похвасталась Катя. – Очередной секрет будет из области мистики, но изволь, поделюсь. Когда мы с ними обедали недавно, плюс Миша, Аллочка пошла заняться с наследниками, Миша пек пирог, а Паша вдруг сказал тайну из обдасти высокой литературы. У него моя личность всегда вызывала сложные эмоции в форме предчувствий. Он, как человек рациональный с ними боролся и пытался объяснить себе, но тщетно. Сформулировал примерно так: женщина и успокоение, как завершение поисков и кристаллизация жизни. Возникало очень сильно в моем присутствии, но вместе с ощущением ошибки. Вроде все правильно, но где-то кроется неувязка или недочет. Поэтому меценат со мной нянькался, хотел понять, исправить или догнать предчувствия. По Прусту, Марсель который. И вот, когда мы явились к нему с Аллочкой, он понял, что мистический призыв исполнился. Вышло, вроде того, что он получал сигналы из будущего, типа того, что я приведу Аллу. Каково тебе?

– Готовый кандидат в психушку наш добрый меценат, уж и бабу себе выбрать по-простому не может, ему для этого нужны Марсель Пруст и знаменитый Кащенко, – проговорил Валентин с чувством превосходства. – Только пускай, действительно, это побудет секретом, а то ведь выборы скоро, не всякий поймет.

– Не прибедняйся, дружок Отче, и не забудь сказать тете спасибо, – таинственно заметила Катя. – Тебе ведь тоже бабу привели практически тем же способом. И жизнь поменяли.

– Вот уж спасибочки, – глумливо заверил Валентин, затем добавил без особого выделения темы. – Так, треп завязали, теперь у нас служба, не службишка!

– Да неужели? – с деланым удивлением отозвалась Катя. – А я-то думала, что ты ко мне посплетничать пришел. Зря, значит расслабилась? Чего изволите?

– Сплетни – это тоже дело, – назидательно изрек Валентин. – Но не основное. Равно как и попреки, которые сейчас последуют. Вот я рассудил, что ты газет не читаешь и телевизором брезгуешь. Правильно рассудил?

– Скорее да, чем нет. В основном манкирую, потому что без интереса, да и не к чему. – честно ответила Катя.

– И зверски оказываешься неправа – это попрек, – обрадовался Валентин, потому что диалог складывался почти сократический. – И ничто тебя не насторожило?